Open
Close

К д кавелин общественное движение. Кавелин Константин Дмитриевич – краткая биография

Константин Дмитриевич Кавелин (4 (16) ноября 1818, Санкт-Петербург - 3 (15) мая 1885, там же) - русский историк, правовед, психолог, социолог и публицист.

Биография

Его отец, Дмитрий Александрович (1778 - 1851), в 1795 году с медалью был выпущен из Московского университетского благородного пансиона. В 1805 году женился на дочери придворного архитектора Шарлотте Ивановне Белли, от которой имел 7 детей - пятым был Константин. Отец Константина Дмитриевича, директор Главного Педагогического института, переименованного в 1818 году в Санкт-Петербургский университет, приятель В. Жуковского, А. Тургенева, С. Уварова, был в своё время довольно высокопоставленным чиновником, заметной персоной великосветских салонов и уважаемым участником влиятельного литературного кружка «Арзамас» (1815-1818 гг.), в котором принимали деятельное участие крупные представители русской культуры и науки - Н. Карамзин, В. Жуковский, А. С. Пушкин, К. Батюшков, П. Вяземский, А. Воейков, будущие декабристы - Н. И. Тургенев, М. Орлов, Н. Муравьев.

Первоначальное образование Константин Кавелин получил дома; в 1833-1834 годах к поступлению в Московский университет его готовили К. А. Коссович и В. Г. Белинский. В 1835 году К. Д. Кавелин поступил на историко-филологическое отделение философского факультета, но уже в ноябре перевёлся на юридический факультет, где в качестве своекоштного студента слушал лекции молодых правоведов Н. И. Крылова (римское право) и П. Г. Редкина (энциклопедия права). В студенческие годы он сблизился с братьями Киреевскими, Петром и Иваном Васильевичем. В мае 1839 года Кавелин окончил курс Московского университета кандидатом прав, получив золотую медаль за сочинение «О римском владении».

В начале 1840-х годов он примкнул к западникам, стал близок Т. Н. Грановскому. В 1842 году, по воле родителей, он поступил в Петербурге на службу в Министерство Юстиции. В это время он стал участником кружка Белинского. Активно сотрудничал и с другими знаменитыми столичными западниками - Н. А. Некрасовым, И. И. Панаевым, И. С. Тургеневым, авторитет которых, видимо, серьезно повлиял и на умонастроения самого Кавелина, в его мировоззрении все больше и больше утверждались западнические представления о будущем России.

В начале 1843 года он ездил в Москву убеждать родителей, что петербургская служба сгубит его. Это ему удалось, и, 24 февраля 1844 года, защитив в Москве магистерскую диссертацию «Основные начала русского судоустройства и гражданского судопроизводства в период времени от Уложения до Учреждения о губерниях», К. Д. Кавелин стал магистром гражданского права, а 25 мая 1844 года был «определён исправляющим должность адъюнкта для преподавания в 1-м курсе юридического факультета истории русского законодательства». В 1846 году он был утверждён адъюнктом и ему было поручено ещё и чтение лекций о русских государственных и губернских учреждениях и законах о состояниях - для студентов всех факультетов. В этот период он близко сошёлся с А. И. Герценом, войдя в его московский кружок. В «Отечественных записках» и «Современнике» он поместил ряд статей по русской истории и истории русского права, составивших ему почётное имя.

Деятельность Константина Дмитриевича в Московском университете была плодотворной как для отечественных истории, юриспруденции, так и для русского просвещения в целом. Студенты и вольнослушатели восхищались его лекциями. К. Н. Бестужев-Рюмин был очевидцем, как старшекурсники встречали Кавелина аплодисментами.

По воскресеньям Константин Дмитриевич устраивал для студентов научные беседы: объяснял направления работы, снабжал источниками, а двум наиболее ярким ученикам - Афанасьеву и Егунову - положил начало научной деятельности. А.Н. Егунов стал оригинальным статистиком, написавшим несколько работ о торговле в Древней Руси, о взаимовлиянии цен на хлеб и местных условий,экономического быта. А.Н. Афанасьев стал известным собирателем русских народных сказок и авторитетным исследователем русского народного быта. Но, пожалуй, самым талантливым учеником Кавелина (а позднее и его соратником) был Борис Николаевич Чичерин - историк-государственник и публицист. Его перу принадлежит первое на русском языке систематическое описание государственного устройства Англии и Франции. Он отмечал, что курс Кавелина в университете «был превосходен во всех отношениях, и по форме, и по содержанию».

КАВЕЛИН, КОНСТАНТИН ДМИТРИЕВИЧ (1818–1885), русский правовед, историк, публицист. Родился в Петербурге 4 (16) ноября 1818 в дворянской семье. Окончил юридический факультет Московского университета (1839). В 1844 там же защитил магистерскую диссертацию, преподавал на кафедре истории русского законодательства. С 1857 работал на кафедре гражданского права Петербургского университета. В 1861 Кавелин ушел в отставку по политическим мотивам. С 1878 занимал кафедру гражданского права Военно-юридической академии. Сторонник реформ, умеренный либерал в 1860-е годы, в период усиления революционного движения он порвал с леворадикальным лагерем, категорически отвергая тактику революционного террора. Столь же решительно Кавелин осуждал и репрессивные меры властей. Умер Кавелин в Петербурге 3 (15) мая 1885.

Увлекавшийся в юности гегельянством и с почтением относившийся к славянофилам (особенно к А.С.Хомякову), Кавелин под влиянием Белинского, а позднее Герцена и Грановского стал убежденным западником. К трудам философского характера относятся прежде всего две его работы: Задачи психологии (1872) и Задачи этики (1884). «Очень осторожный мыслитель», по характеристике В.В.Зеньковского, Кавелин был склонен к философскому скептицизму и релятивизму («в мире нет безусловных начал или принципов – все в нем условно и относительно»). Он всегда стремился избегать крайностей как «отвлеченного» идеализма («метафизические миражи»), так и последовательного материализма. «Знание возникает из человека, существует лишь в нем и для него. Пытаться объяснить, а тем более выводить психическую жизнь из физической и наоборот – значит попадать в заколдованный круг». Высоко оценивая значение объективного знания «точных наук», Кавелин возлагал особые надежды на психологию, считая, что лишь она одна «может разрешить задачу, на которую не дает ответа ни философия, ни естествознание». Такой задачей он считал понимание внутреннего мира личности. При всей своей философской «осторожности» Кавелин все же не смог избежать субъективизма, фактически признавая «первичность» внутреннего, психического опыта личности: «Мир внешних реальностей есть продолжение личного, индивидуального, субъективного мира».

Мыслитель-либерал, Кавелин отводил решающую роль в понимании истории личностному началу. «Для народов, призванных ко всемирно-историческому действованию.., существование без начала личности невозможно... Личность, осознающая сама по себе свое бесконечное, безусловное достоинство, – есть необходимое условие всякого духовного развития народа». Смысл русской истории он видел в становлении и укреплении «начала личности», что должно было в конечном счете привести к сближению России с Западом. Исторический прогресс был для него немыслим вне нравственного развития человечества. «Нравственное развитие и деятельность составляют такую же настоящую практическую потребность людей, как и все другие стороны развития и деятельности». В политическом плане Кавелин всегда оставался сторонником умеренных административных реформ, проводимых «сверху».

Книга представляет собой галерею портретов русских либеральных мыслителей и политиков XVIII–XX столетий, созданную усилиями ведущих исследователей российской политической мысли. Среди героев книги присутствуют люди разных профессий, культурных и политических пристрастий, иногда остро полемизировавшие друг с другом. Однако предмет их спора состоял в том, чтобы наметить наиболее органичные для России пути достижения единой либеральной цели – обретения «русской свободы», понимаемой в первую очередь как позитивная, творческая свобода личности. 2-е издание, исправленное и дополненное.

Константин Дмитриевич Кавелин: «Наше больное место – пассивность, стертость нравственной личности…»

Владимир Кантор

Константин Дмитриевич Кавелин (1818–1885) – один из самых крупных и влиятельных русских мыслителей 1840–1880-х годов XIX века. Историк, философ, правовед, публицист и мемуарист, он оказал огромное влияние на разработку ключевых проблем русской истории и культуры. Прежде всего Кавелина интересовала проблема личности в России. Об этом он писал: «У нас не было начала личности: древняя русская жизнь его не создала; с XVIII века оно стало действовать и развиваться». То есть с наступлением Нового времени личность в России все-таки появилась, и вместе с ней – шанс на выход из мировой изоляции, на появление новой, светской культуры.

Подобно другим историкам, Кавелин не мог не размышлять о том, что обозначило этот перелом и когда он произошел. Его внезапность подметил и Пушкин, писавший, что «словесность наша явилась вдруг в XVIII столетии, подобно русскому дворянству, без предков и родословной…». XVIII век – период Петровских реформ, укрепления государственного могущества и выхода России на сцену европейской истории. Случайно ли происходит так, что в России процессы становления личности и укрепления государства начинаются одновременно? Того самого государства, которое чуть не раздавило Чаадаева и Гоголя, которому так отчаянно сопротивлялся Лермонтов и о котором Пушкин писал, что оно «единственный европеец в России», напрямую связывая появление новой литературы с западническими реформами Петра.

Проблема соотношения личности и государства становилась одной из центральных проблем русской духовной жизни, крайне важной для самоопределения культуры и внутренней политики России. Как раз этой проблеме во многом посвящено творчество Константина Дмитриевича Кавелина.

Выросший в семье, принадлежавшей, по определению Достоевского, к «средневысшему кругу» русского дворянства, Кавелин отказывается от традиционной для этого сословия военной или чиновной карьеры. Его влечет научная деятельность, желание понять окружающую действительность. Учеба в университете укрепила его тягу к занятиям наукой. Несмотря на сопротивление семьи (профессорство казалось матери Кавелина лакейской должностью), он с начала 1840-х годов читает в Московском университете лекции по истории русского права. Тогда же он тесно сходится с А. И. Герценом, который позднее, в 1861 году, в «Колоколе» с любовью вспоминал Кавелина, ставя его в ряд ведущих деятелей русской культуры: «Лермонтов, Белинский, Тургенев, Кавелин – все это наши товарищи, студенты Московского университета…»

Первые лекции и первые, еще не вызвавшие заметного шума в публике журнальные публикации Кавелина обратили на себя внимание одного из самых проницательных критиков 40-х годов – В. Н. Майкова. В статье 1846 года он сравнил научную деятельность Кавелина с переворотом, произведенным в литературе Гоголем: «В то же время как зарождалось у нас славянофильство, зарождался и противоположный взгляд на прошедшее и настоящее России. Это был взгляд спокойного, беспристрастного анализа, взгляд, который сначала произвел такой же ропот в науке, как сочинения Гоголя в искусстве, но который мало-помалу делается господствующим. В последнее время представителями его являются профессора Московского университета, господа Кавелин и Соловьев, которым, может быть, суждено сделать для русской истории то же, что сделал Гоголь для изящной литературы…»

Но подлинные слава и влияние Кавелина на русскую общественную мысль начинаются с 1847 года, когда в журнале «Современник» публикуется его статья «Взгляд на юридический быт древней России». Статья эта была составлена из курса лекций по просьбе В. Г. Белинского, считавшего выраженную в этих лекциях точку зрения «гениальной».

Прежде чем формулировать культурно-историческую позицию Кавелина, стоит посмотреть, в контексте каких идей и проблем она зародилась и ответом на какую позицию была. Как известно, в XIX веке первой попыткой философии русской истории явилось «Философическое письмо» П. Я. Чаадаева, появившееся в 1836 году в «Телескопе». Журнал, опубликовавший это письмо, был закрыт, цензор отстранен от должности, редактор сослан, а сам автор объявлен сумасшедшим. Причиной тому был поразительно мрачный взгляд мыслителя на историю России и ее настоящее. Современники восприняли письмо как «обвинительный акт против России». Действительно, оптимизма в первом письме Чаадаева было немного: «В самом начале у нас дикое варварство, потом грубое суеверие, затем жестокое унизительное владычество завоевателей, владычество, следы которого в нашем образе жизни не изгладились совсем и доныне. Вот горестная история нашей юности… Мы живем в каком-то равнодушии ко всему в самом тесном горизонте без прошедшего и будущего… Мы идем по пути времен так странно, что каждый сделанный шаг исчезает для нас безвозвратно. Все это есть следствие образования совершенно привозного, подражательного. У нас нет развития собственного, самобытного…»

По сути дела, Чаадаев заявил, что Россия и Западная Европа развиваются на разных началах, ибо в России не было личностей, способных определить ее прогрессивное движение. Славянофилы, споря с Чаадаевым, тем не менее признали «разность оснований», объявив случайностью все заимствования у Запада и подражания ему; они искали национальную самобытность в общинности и православной соборности. Иными словами, все те характеристики России, которые для Чаадаева были несомненно отрицательными, получили у славянофилов положительную окраску.

Однако и Чаадаев, и славянофилы, по замечанию П. Н. Милюкова, «искали идей в истории… стояли высоко над материалом, над действительностью в русской истории, не только не объясняя ее, но даже и не соприкасаясь с ней».

К. Д. Кавелин стал первым профессиональным историком, начавшим работать с «материалом» и при этом предложивший свою концепцию русской истории. Противопоставляя кавелинскую историческую модель взглядам славянофилов, его ученик, а потом и коллега либерал-правовед Б. Н. Чичерин отмечал: «Как далек был этот здравый, трезвый и последовательный взгляд на русскую историю от всех бредней славянофилов, которые, страстно изучая русскую старину, ничего не видели в ней, кроме собственных своих фантазий».

В своей знаменитой статье в «Современнике» Кавелин подчеркивал, что «внутренняя история России – не безобразная груда бессмысленных, ничем не связанных фактов. Она, напротив, стройное, органическое, разумное развитие нашей жизни, всегда единой, как всякая жизнь, всегда самостоятельной, даже во время и после реформ. Исчерпавши все свои исключительно национальные элементы, мы вышли в жизнь общечеловеческую, оставаясь тем же, чем были и прежде, – русскими славянами…».

В отличие от славянофилов Кавелин искал через свою «формулу российской истории» путь не к «самодостаточной», а к универсальной, «общечеловеческой жизни». Точкой отсчета мирового прогресса он считал возникновение личности. На Западе, писал он, «человек давно живет и много жил, хотя и под односторонними историческими формами, у нас он вовсе не жил и только начал жить с XVIII века. Итак, вся разница только в предыдущих исторических данных, но цель, задача, стремления, дальнейший путь один». Кавелин хотел доказать, что появление в России личностного самосознания – закономерное явление русской истории. Необходимо было дать историческое обоснование этому феномену.

Строго говоря, Кавелин распространил на Россию тезис западников о том, что история движется лишь там, где есть развитая личность, что только при этом условии страна становится цивилизованным государством, в котором развиваются промышленность, система образования, распространяется просвещение. Для народов, утверждал он, призванных ко всемирно-исторической деятельности, существование без начала личности невозможно. Личность есть необходимое условие духовного развития народа. Спустя много лет, в 1863 году, на чтениях в «профессорском клубе» в Бонне об освобождении крестьян он в своем «Кратком взгляде на русскую историю» четко сформулировал: «Если мы европейский народ и способны к развитию, то и у нас должно было обнаружиться стремление индивидуальности высвободиться из-под давящего ее гнета; индивидуальность есть почва всякой свободы и всякого развития, без нее немыслим человеческий быт».

Именно в этом позиция Кавелина отличалась от чаадаевской и славянофильской. Чаадаев утверждал, что русские – не европейцы; славянофилы считали, что русские – другие европейцы, нежели на Западе, с другой (истинной) христианской верой и ментальностью (общинностью вместо западной индивидуальности). Кавелин, напротив, дал личностную и в этом смысле антиславянофильскую версию русской истории. По Кавелину, распадение родового быта, укрепление быта семейного, последующий его кризис привели к возникновению могучего государства в России. А «появление государства было вместе и освобождением от исключительно кровного быта, началом самостоятельного действования личности».

«Наше больное место, – писал позднее Кавелин в статье „Наш умственный строй“, – пассивность, стертость нравственной личности. Поэтому нам предстоит выработать теорию личного, индивидуального, личной самодеятельности и воли». Однако, будучи убежденным западником, Кавелин резко возражал против бездумного заимствования западных идей и теорий без учета российского «коэффициента преломления». Личность, по его мнению, есть продукт воспитания, а не подражания: «Нам не следует, как делали до сих пор, брать из Европы готовые результаты ее мышления, а надо создать у себя такое же отношение к знанию, к науке, какое существует там. В Европе наука служила и служит подготовкой и спутницей творческой деятельности человека в окружающей среде и над самим собой. Ту же роль должны мысль, наука играть и у нас… Такой путь будет европейским, и только когда мы на него ступим, зародится и у нас европейская наука…»

Первой свободной личностью в истории России Кавелин считал императора Петра: «В Петре Великом личность на русской почве вступила в свои безусловные права, отрешилась от непосредственных, природных, исключительно национальных определений, победила их и подчинила их себе. Вся частная жизнь Петра, вся его государственная деятельность есть первая фаза осуществления начал личности в русской истории». Именно пробуждающимся в России личностным началом объяснял Кавелин просветительский западнический радикализм Петра: «В обществе, построенном на крепостном начале, личность могла заявить себя не иначе как с большою ненавистью к порядку дел, который ее давил со всею необузданностью и гневом угнетенной силы, рвущейся на простор, с пристрастием к цивилизованной Европе, где личность служит основанием общественного быта и права, свобода ее признана и освящена».

Найдя «первую свободную личность» в России в образе самодержца-просветителя, Кавелин последовательно связывал развитие личностного начала России с европеизацией русской государственности, именно от государства ожидая распространения в обществе личностных свобод. Кавелин полагал, что царская власть всегда была в России «деятельным органом развития и прогресса в европейском смысле». Более того, он считал, что в России все благотворные перемены шли сверху – начиная с крещения Руси: «Это великое событие было делом князя и меньшинства народа и шло, как и все великие реформы у славян, сверху вниз». Сверху шло и постепенное раскрепощение сословий – от дворянства до крестьянства.

Сторонник просвещенного абсолютизма, либеральный западник, Кавелин был столь же стойким и жестким противником антипросветительских и антилиберальных действий власти. Уход Кавелина в 1848 году из Московского университета совпал с наступлением так называемого «мрачного семилетия». Европейские революции повлекли за собой внутрироссийские репрессии. В своих «Записках» историк С. М. Соловьев так вспоминал это время: «В событиях Запада нашли предлог явно преследовать ненавистное им просвещение, ненавистное духовное развитие, духовное превосходство, которое кололо им глаза. Николай не скрывал своей ненависти к профессорам… Грубое солдатство упивалось своим торжеством и не щадило противников, слабых, безоружных… Что же было следствием? Все остановилось, заглохло, загнило. Русское просвещение, которое еще надобно было продолжать взращать в теплицах, вынесенное на мороз, свернулось…»

Все это, однако, не изменило взглядов Кавелина на русскую историю. В сентябре 1848 года он писал Т. Н. Грановскому: «Я верю в совершенную необходимость абсолютизма для теперешней России; но он должен быть прогрессивный и просвещенный. Такой, каков у нас, только убивает зародыши самостоятельной, национальной жизни». А в том, что культура, просвещение, национальная жизнь и литература должны быть самостоятельны и что это совместимо с абсолютизмом, Кавелин был уверен вполне. Поэтому он так резко выразился по поводу смерти императора Николая спустя семь лет, в марте 1855 года: «Калмыцкий полубог, прошедший ураганом, и бичом, и катком, и терпугом по русскому государству, в течение тридцати лет вырезавший лица у мысли, погубивший тысячи характеров и умов, истративший беспутно на побрякушки самовластия и тщеславия больше денег, чем все предыдущие царствования, начиная с Петра I, это исчадие мундирного просвещения и гнуснейшей стороны русской натуры околел наконец, и это сущая правда! До сих пор как-то не верится! Думаешь, неужели это не сон, а быль?.. Экое страшилище прошло по головам, отравило нашу жизнь и благословило нас умереть, не сделавши ничего путного! Говори после этого, что случайности нет в истории и что все совершается разумно, как математическая задача. Кто возвратит нам назад тридцать лет и призовет опять наше поколение к плодотворной и вдохновенной деятельности!»

Впрочем, николаевское время Кавелин – «оптимист» и «вечный юноша», по определению современников, – считал лишь исторической случайностью. Исследования русской истории, все новые и новые выступления Кавелина в печати, лекции, которые он возобновил после смерти Николая в Санкт-Петербургском университете и которые вызывали восторг и энтузиазм молодежи, оказывали бесспорное влияние на духовную жизнь общества.

В последние годы «николаевщины» Кавелин был занят и другой, потаенной работой. Б. Н. Чичерин вспоминал: «На юбилей прибыл из Петербурга Кавелин. Однажды он приехал ко мне и стал говорить, что положение с каждым днем становится невыносимее и что так нельзя оставаться. О каком-либо практическом деле думать нечего, печатать ничего нельзя; поэтому он задумал завести рукописную литературу, которая сама собою будет ходить по рукам». Характерно, что издаваемые в Лондоне герценовские «Голоса из России» начались именно статьями Кавелина, опубликованными, разумеется, без подлинного имени автора.

В годы правления Александра II авторитет Кавелина как историка и прогрессивного деятеля в научных и придворных кругах был столь высок, что его даже приглаcили в воспитатели к наследнику-цесаревичу Николаю Александровичу. Перед Кавелиным возникает перспектива служения обществу, аналогичная позиции В. А. Жуковского, воспитавшего Александра II. Однако этого Кавелину было недостаточно – он хотел активного участия в общественной борьбе, как можно скорее добиваться отмены крепостного права. Несмотря на то что новый император явно собирался действовать в этом направлении, говорить об отмене крепостного права в печати было тем не менее запрещено. В продолжение этой «рукописной литературы» Кавелин пишет своего рода трактат – широко разошедшуюся по рукам «Записку об освобождении крестьян». Часть этой записки (также без имени автора) печатает в «Голосах из России» А. И. Герцен; другую часть тоже безымянно публикует в «Современнике» Н. Г. Чернышевский.

Читатели «Записки» сразу обратили внимание на то, что автор ставит вопрос об освобождении крестьян весьма широко, выступая не только за освобождение помещичьих крестьян с землей (через ее выкуп), но и против «государственного крепостничества», к которому он относил позорную практику солдатской рекрутчины. Впрочем, подлинное имя автора «Записки» быстро становится известным, и Кавелина отстраняют от преподавания наследнику, отлучают от двора.

Когда в 1862 году в Петербурге случились известные пожары, Кавелин, как и многие его современники (Достоевский, Лесков), поверил, что это дело рук «революционной партии». Начинается расхождение, а затем и разрыв Кавелина с радикальной частью общественного движения. В 1862 году он писал Герцену в связи с арестом Чернышевского: «Аресты меня не удивляют и, признаюсь тебе, не кажутся возмутительными. Это война: кто кого одолеет. Революционная партия считает все средства хорошими, чтоб сбросить правительство, а оно защищается своими средствами». И это письмо, и многие другие тексты часто вменялись Кавелину в вину как «реакционные»: поздний Кавелин окончательно разошелся, например, с эмигрантом Герценом.

В 1862 году Кавелин печатает за рубежом брошюру «Дворянство и освобождение крестьян», в которой скептически оценивает правительственный вариант освобождения крестьян. Кавелин исходил из того, что крестьянская реформа проведена правительством вопреки желанию большинства дворян, опасавшихся губительных для себя последствий. Неизбежное напряжение между дворянством и крестьянством может привести к революционному взрыву, что, на взгляд Кавелина, отбросило бы Россию далеко назад. За революционным хаосом могла бы возникнуть еще худшая диктатура. В одном из писем Герцену в июне 1862 года Кавелин замечал: «Выгнать династию, перерезать царствующий дом – это очень нетрудно и часто зависит от глупейшего случая; снести головы дворянам, натравивши на них крестьян, – это вовсе не так невозможно, как кажется… Только что будет затем? То, что есть, не создаст нового, по той простой причине, что будь оно новым, – старое не могло бы существовать двух дней. И так выплывает меньшинство, – я еще не знаю какое, – а потом все скристаллизуется по-старому…».

В своих политических расчетах либерал Кавелин не делал серьезной ставки на «средний класс». «Третье сословие», по его мнению, малочисленно и слабо, соответственно, не может приниматься в расчет. Стало быть, говорить о всеобщем представительном правлении, по Кавелину, можно только в расчете на крестьянство, на «мужицкое царство», составлявшее 80 процентов населения. Крестьяне же, полагал Кавелин, не готовы еще ни к общенациональному представительству, ни к гражданскому самоуправлению. «Россия, – писал Кавелин, – еще во всех отношениях печальная пустыня; ее надо сперва возделать…» Оппонент Кавелина Герцен, в очередной раз обидевшись за народ, обвинил бывшего друга во вражде к народу, публично утверждая, что свои рассуждения Кавелин основывает на том, что «народ русский – скот, выбрать людей для земства не умеет, а правительство – умница…».

Спор о сроках и степени готовности народа к демократическому правлению в России так и не был разрешен. Фактом остается то, что спустя всего несколько десятилетий революция в России победила конституцию. Многие позднейшие отечественные историки (Н. Я. Эйдельман, например), изучая истоки большевистской трагедии, полагали, что своевременное принятие конституции могло бы еще до возникновения радикальных революционных партий направить Россию на европейски-эволюционный путь развития, вводя в общественное сознание понятие свободы .

Известно, что преобразования в России, необходимые для выживания страны, чаще всего проводились властью при опоре на бюрократию. Поэтому Кавелин полагал, что политическая эмансипация и конституционное ограничение самодержавия могут затормозить политику «реформ сверху». С другой стороны, он опасался, что конституция в России может оказаться лишь «верхушечной», дворянской и власть тем самым окажется в руках аристократической олигархии, сопротивляющейся реформам. Между насущными реформами государственного управления и демократизацией общества либерал Кавелин однозначно выбирал реформы управления. А это управление, как местное, так и центральное, требовало, по его мнению, коренных преобразований: «Наши законы спутаны и обветшали; наше финансовое положение беспорядочно, расстроено и опасно; судопроизводство никуда не годится; полиция ниже критики; народное образование встречает на каждом шагу препятствия; гласность предана произволу, не ограждена ни судом, ни законом… Преобразования, вводящие прочный, разумный и законный порядок в стране взамен произвола и хаоса, по самому существу дела должны предшествовать политическим гарантиям, ибо подготовляют и воспитывают народ к политическому представительству».

В 1870–1880-х годах Кавелин становится все более пессимистичным. Его надежда на «великий компромисс» между сословиями и партиями явно терпела неудачу. Договариваться могут только ответственные личности, а их-то в России он и не видит. В «Задачах психологии» он писал о перспективе «обезличивания» российской жизни и политики: «Личностям предстоит обратиться в безличные человеческие единицы, лишенные в своем нравственном существовании всякой точки опоры и потому легко заменимые одни другими… Мы уже больше не боимся вторжения диких орд; но варварство подкрадывается к нам в нашем нравственном растлении, за которым по пятам идет умственная немощь…» В конце 70-х годов он согласен с И. С. Тургеневым, открыто полемизирует с «пушкинской речью» Ф. М. Достоевского. Упрекая последнего в несправедливом шельмовании либеральной интеллигенции, Кавелин закончил одно из своих писем к Достоевскому достаточно резко: «Стало быть, – скажете вы мне, – и вы тоже мечтаете о том, чтоб мы стали европейцами? – Я мечтаю, отвечу я вам, только о том, чтобы мы перестали говорить о нравственной, душевной, христианской правде и начали поступать, действовать, жить по этой правде!» Но, к несчастью, безумные, трагические герои Достоевского больше говорили о возможном будущем России и тем самым были много реалистичнее, чем публицистические сетования историка.

Допустить, что не все подчиняется рационально ориентированной науке, ее логике, Кавелин не мог. Даже в романе «Новь» близкого ему по духу Тургенева он не заметил тревожной ноты, на которой заканчивается произведение. «Безымянная Русь!» – так устами Паклина определяет Тургенев будущих творцов русской истории. Выступая в защиту «Нови», используя ее образы в своих статьях, в опубликованной за рубежом брошюре «Разговор с социалистом-революционером» (1880), Кавелин словно сознательно закрывал глаза на нелиберальные взгляды , характерные не только для героев Достоевского, но и персонажей Тургенева.

Самодержавный запрет на политическую свободу личности, часто оправдываемый либералами во имя «прагматических реформ», естественно, сказался на радикализации подпольных революционных кружков и партий. Пытаясь реформировать, «воспитывать» самодержавие, либералы упустили из виду радикалов, чувствовавших себя «орденом меченосцев», ибо только этот обезличенный психологический тип мог противостоять самодержавному государству, а в перспективе – построить его новый, тоталитарный вариант.

В последние годы жизни Кавелин пишет интереснейшие письма и трактаты, проповедуя труд в качестве основы человеческой жизнедеятельности; пытается восполнить недостаток психологических разработок проблемы личности (трактат «Задачи психологии», 1872); надеется на воспитательную силу искусства («О задачах искусства», 1878); пишет трактат по этике, посвященный молодежи («Задачи этики», 1884). Россия может превратиться в деловую созидательную страну, а русские люди – из обломовых в штольцев, полагал он. Кавелин чувствовал себя призванным проделать эту подготовительную работу в умах русских образованных людей. В 1885 году он писал графу Д. А. Милютину: «Смейтесь, а мне ужасно улыбается роль девы Орлеанской…»

Однако все кавелинские призывы к труду, к нравственности, к насаждению грамотности словно повисали в воздухе, не получая особого общественного резонанса в стране, раздираемой самодержавным охранительством с одной стороны и радикальной революционностью – с другой.

Скончался К. Д. Кавелин 3 мая 1885 года. Он был похоронен на петербургском Волковом кладбище рядом с другом своей юности Тургеневым. Его провожали в последний путь как одного из выдающихся мыслителей своего времени. «Учителю Права и Правды» – так было написано на серебряном венке, возложенном на могилу его учениками.

Константин Дмитриевич Кавелин (1818-1885) – историк, философ, правовед и публицист, был одним из идеологов государственнического либерал-консерватизма.

Константин Дмитриевич Кавелин (1818-1885) – историк, философ, правовед и публицист, был одним из идеологов государственнического либерал-консерватизма.

Научные интересы Кавелина охватывали проблемы истории, философии, права, социологии, психологии, этики и эстетики. В 1840-50-х гг. он опубликовал ряд статей по русской истории, в которых сформулировал совместно с С. М. Соловьевым основы нового направления в исторической науке, получившего позднее название государственной школы. Уже в статье «Взгляд на юридический быт древней России» Кавелин выдвинул основополагающие идеи своей исторической концепции: органичность и закономерность русской истории, ее включенность в мировую историю при сохранении своеобразия национального пути развития. Истоки этого своеобразия Кавелин усматривал в отсутствии начала личности у славянских племен; вызванном сохранявшимся родовым бытом, и его раннем проявлении (благодаря постоянным войнам и распространению христианства) у германских племен. Это определило решающую роль государства в русской истории, которая, в отличие от Западной Европы, делалась не «снизу», а «сверху», т.е. усилиями власти, а не личности.

По словам Кавелина, «вся русская история, как древняя, так и новая, есть по преимуществу государственная». Но, отмечая различия между Россией и Западом, Кавелин их не абсолютизировал, а подчеркивал общую цель «народов христианского мира» - «безусловное признание достоинства человека, лица и всестороннее его развитие». Однако двигались народы к этой цели разными путями. Все содержание исторического процесса в допетровской Руси как раз и состояло, по мнению Кавелина, «в постепенном образовании, появлении начала личности и, следовательно, в постепенном отрицании исключительно кровного быта, в котором личность не могла существовать».

Кавелин выделял в истории России три этапа: родовой, семейный и государственный. В отличие от ряда западников, он подчеркивал, что русская история развивалась «сама из себя, без решительных посторонних влияний». Правда, в самом начале своей истории русско-славянские племена испытали воздействие внешнего фактора, связанного с призванием варягов, которые, по словам Кавелина, принесли с собою, первые зачатки гражданственности и государственного единства всей русской земли». Однако призвание варягов при столкновении с родовым строем славян завершилось их подчинением «туземному элементу». После Ярослава Мудрого единый княжеский род, сообща владевший русской землей, распался на семьи, разделившие между собой родовую собственность. В результате победы «семейного начала» над родовым возникли уделы и произошло политическое разделение Руси. Вотчинная система, выросшая из уделов, утвердилась в эпоху москвских князей. Базируясь на частном праве владельца-вотчинника, она привела к победе территориальных отношений над кровными, стала переходным периодом от вотчинных отношений к государственным, начало которого Кавелин связывал с деятельностью Ивана IV, а завершение - с реформами Петра 1. В опричнине Кавелина увидел «первую попытку создать служебное дворянство и заменить им родовое вельможество, на место рода, поставить в государственном управлении начало личного достоинства». Жестокости опричнины, а также ее неудачу Кавелин объяснял приверженностью общества к традициям и обычаям предков. Только в результате петровских преобразований окончательно утвердились государство и связанное с ним личное начало, а Россия включилась в ход мировой истории, потеряла свою национальную исключительность.

Историческая концепция, сформулированная во «Взгляде на юридический быт древней России», стала, по сути дела, первым теоретическим обобщением отечественной истории, представавшей как закономерный процесс развития «народного организма». Однако историческая закономерность у Кавелина превращалась в фатальную неизбежность; она воплощалась в жизнь в результате деятельности людей, все более осознававших действительность и освобождавшихся от природных и социальных «определений». В своей статье Кавелина преодолевал как крайности западничества, не учитывавшего или пренебрежительно относившегося к историческим особенностям России, так и увлечения славянофильства, идеализировавшего ее историю до Петра I. Историческая концепция Кавелина служила обоснованием политических воззрений формировавшегося отечественного либерализма, выступавшего за освобождение личности и обеспечение условий ее развития путем реформ, проводимых верховной властью.

В 186О-х гг. под влиянием последствий Крестьянской реформы 1861 и восприятия идей позитивизма взгляды Кавелина начали эволюционировать. Преодолевая гегельянский подход к истории, определявший ее содержание развертыванием тех или иных «начал», Кавелин па новом этапе своего творчества стал обращаться к реальным факторам исторического развития. Основное содержание отечественной истории Кавелин теперь видел не в развитии рода, а в движении общества, обусловленном влиянием природной среды и колонизации, церкви и культурных заимствований, государства и народного сознания. Начало отечественной истории Кавелин находил теперь не в Киевской, а в Северо-Восточной Руси. Основная задача Великороссии, по его мнению, заключалась в создании могущественного государства, позволившего ей, в отличие от древних славянских политических образований, сохранить независимость. Недостижение этой цели потребовало значительных усилий и жертв, повлекло за собой экономическую отсталость и духовную зависимость. По словам Кавелина, «в течение столетий все силы Великороссии были обращены на грубый материальный труд, заселение дикой страны между дикими племенами и при самых враждебных человеку природных условиях. Все эти обстоятельства, вместе взятые, на целые века делали невозможным развитие великорусской ветви из самой себя». В результате источником развития становилось интеллектуальное меньшинство, заимствовавшее те или иные иноземные идеи и обеспечивавшее распространение культуры «сверху вниз, из вершины общества в народные массы». Однако, полагая, «что славянские племена не могут развиваться, не усвоивши себе плодов высшей европейской культуры», Кавелин обратил внимание на характер этого усвоения, противопоставляя органическому соединению поверхностное копирование элементов иной цивилизации. Он полагал, что механический перенос европейских ценностей вел не к сближению России и Запада, а к противоестественному синтезу, несущему угрозу национальной идентичности, ибо вхождение «в круг западноевропейского развития, по крайней мере, до сих пор, действовало разлагающим образом на все славянские племена, которых коснулось». Переосмысливая историю допетровской Руси, Кавелин в основание общественного устройства ставил уже не род, а двор. Зарождение крепостничества он стал выводить не из задолженности крестьян, а из тех отношений, которые существовали в крестьянском дворе. Крепостное право «прямо вытекало из первообраза великорусского быта - двора, или дома, возникло из домашней власти и по ее образцу». Оно складывалось в результате переноса представлений о «владыке дома» на помещика, в обязанности которого входило не только определение обязанностей и повинностей, но и попечительство по отношению к своим людям.

Самодержавие, по версии Кавелина, являлось естественной формой русской государственности, порожденной народным идеалом. «В царской власти, сложившейся по типу власти домовладыки, русскому народу представилась в идеальном преображенном виде та же самая власть, которую он коротко знал из ежедневного быта, с которой жил и умирал». В сознании народа, полагал Кавелин, «царь есть само государство - идеальное, благотворное, но вместе и грозное его выражение». Подчеркивая особую роль государственной власти, Кавелин признавал, что она не давала развиться «личному началу» - главному условию общественного прогресса. В 17 в., по мнению Кавелина, российская государственность стала замкнутой системой, похожей на монархию азиатского типа, «обреченной на совершенную неподвижность». Петр I осознал глубину кризиса и осуществил преобразования, пробудившие «начала личной свободы». Кавелин признавал реформы Петра I «органическим явлением великорусской жизни» и ценил монарха за то, что тот сумел выбрать на Западе и, преодолевая массу препятствий, внедрить в России те элементы европейской жизни, в которых русское общество нуждалось и которые способно было воспринять. С Петра I верховная власть начала проводить реформы «сверху», постепенно упраздняя «крепостническое состояние, ...даруя гражданские права русскому народу, начиная с высших слоев общества и оканчивая низшими». Согласно Кавелину, со времен Петра I государство было окончательно поставлено на службу национальным интересам, взяло на себя преобразовательные функции и обеспечение прав личности.

В социологии Кавелин, опираясь на позитивистскую теорию «органического общества», обосновывал как естественный характер социального неравенства, так и органическую «взаимозависимость» классов. Он доказывал утопичность социалистических теорий, полагая, что отмена частной собственности противоречит «закону свободы» и приведет общество к упадку, ибо лишь «личная собственность, как и личное начало, есть начало движения, прогресса, развития». Вместе с тем Кавелин выступал против абсолютного господства частнособственнических отношений, обосновывал необходимость сохранения крестьянской общины. Сочетание общественной и частной собственности Кавелин считал, с одной стороны, условием экономического прогресса и свободы личности, а с другой - гарантией против пролетаризации крестьянства, средством сохранения социальной стабильности. Одним из первых в русской общественной мысли Кавелин выдвинул идею смешанной экономики, основанной на сочетании различных форм собственности. В условиях России эта идея вела к синтезу традиционных структур - общины и новых капиталистических по своей сути отношений, что в наибольшей степени отвечало потребностям мирной модернизации крестьянской страны.

В нач. 1880-х гг. Кавелин выступил с программой реформ, предусматривавшей увеличение крестьянских наделов, сокращение податей, ограничение административного произвола, развитие народного образования. Главное, что, по его мнению, мешало русскому народу преобразовать страну и обустроить свою жизнь - культурная неразвитость и «стертость личного начала». Отсутствие общей культуры Кавелин объяснял тем, что русский народ «все свои несомненные способности всецело и исключительно посвятил на политическое творчество, на создание русского государства и этому делу принес в жертву все остальное». Тем самым Кавелин подводил к мысли об историческом долге государства перед народом, с которым связывал судьбы России. Помочь же крестьянству обеспечить процветание страны должны были – государство, создающее для него сносные «внешние» условия жизни, и интеллигенция, просвещающая народ. Будущая Россия представлялась Кавелину «мужицким царством», «необозримым морем оседлого, свободного, трудящегося, благоустроенного крестьянства, с сильной центр, властью, обставленной высшей интеллигенцией».

Выступления К. в нач. 18бО-х гг. против конституционных проектов дворянства не означали отрицания им конституции и политических свобод. Напротив, Кавелин исходил из того, что в России еще не созрели условия для представительного правления, их надо подготавливать, развивая местное самоуправление, проводя административные реформы, поднимая материальный и культурный уровень парода. Политическая незрелость русского общества он надеялся преодолеть не за счет немедленного достижения политической свободы, а в процессе длительного гражданского и культурного его совершенствования под руководством власти, сотрудничающей с либеральной интеллигенцией.

Кавелин полагал, что переустройство России возможно только путем мирных реформ, а всякая революция гибельна как для государства, так и для парода. Считая, что «царство справедливости» нельзя построить па крови и насилии, Кавелин утверждал, что революции задерживают прогресс и, вызывая реакцию, способны «сокрушить государственный организм». Кавелин отрицал связь «революционной партии» в России с подлинными интересами народа, хотя и признавал, что ее деятельность отражала некоторые «болезненные стороны» русской жизни.

Венцом теоретических исканий Кавелина стала его последняя работа «Задачи этики». В ней он выдвигал на первый план не права и свободу личности, а ее невыявленность и нравственную несостоятельность. Роль этики для Кавелина возрастала в связи с тем, что изменение общественных форм он связывал не только с внешними факторами, по и с «развитием субъективного мира». Исходя из определяющей роли личности, Кавелин придавал особое значение ее нравственному становлению, которое и вело к преобразованию объективного мира в соответствии с нравственными идеалами личности. Кроме того, нравственное воспитание должно было компенсировать недостаточность внешних (политических, правовых) факторов развития личности.

Выдвинув идею особой крестьянской формации, сложившейся в России, Кавелин представлял ее не как изолированную, а тем более противостоящую Западу, а скорее как переходную ступень к общечеловеческой цивилизации. Само же продвижение России по пути прогресса зависело от ее собственных усилий, органически синтезирующих достижения европейской культуры с национальными традициями. Особый путь развития России не предполагал выполнения какой-то великой исторической миссии, о которой говорили славянофилы, а означал, в контексте рассуждений Кавелина, самостоятельное воплощение па русской почве общечеловеческих ценностей.

Биография

Окончил юридический факультет Московского университета (). В - профессор Петербургского университета . В 1840-е был близок Т. Н. Грановскому , А. И. Герцену и занимал западнические позиции.

С либеральных позиций поддерживал подготовку и проведение крестьянской реформы . В брошюре «Дворянство и освобождение крестьян» () выступил против идеи конституции с апологией сильной самодержавной власти.

Труды

Общие вопросы истории освещал через призму правовых отношений и придавал изложению публицистическую форму. Наряду с Б. Н. Чичериным стал основателем государственной школы в русской историографии. Развивал идею о решающей роли государства в жизни народа. Государство , по мнению Кавелина, явилось высшей формой общественного бытия в истории России, а власть - инициатором и гарантом прогресса.

К трудам философского характера относятся «Задачи психологии» () и «Задачи этики» (). Исторические взгляды Кавелина сформулированы в работах: «Взгляд на юридический быт Древней России» (), «Краткий взгляд на русскую историю» (), «Мысли и заметки о русской истории» ().

О Кавелине

Арсланов Р.А. Кавелин: человек и мыслитель. М., 2000.

Ссылки

Wikimedia Foundation . 2010 .

  • К. Гоцци
  • К. Г. Юнг

Смотреть что такое "К. Д. Кавелин" в других словарях:

    Кавелин Константин Дмитриевич - Кавелин, Константин Дмитриевич знаменитый писатель, юрист, психолог, этнограф и общественный деятель, родился 4 ноября 1818 г., умер 3 мая 1885 г. Первоначальное образование получил дома. В 1834 г. для приготовления к поступлению в Московский… … Биографический словарь

    КАВЕЛИН - Константин Дмитриевич , рус. правовед, историк, философ, публицист. По социально политич. воззрениям К. дворянский либерал, выступал за отмену крепостного права и освобождение крестьян с… … Философская энциклопедия

    Кавелин Дмитрий Александрович - Кавелин (Дмитрий Александрович, 1778 1851) директор Санкт Петербургского университета. Еще в пеленках был записан в гвардию и 18 лет был уже премьер майором. Обучался в благородном пансионе при Московском университете, был секретарем правителя… … Биографический словарь

    КАВЕЛИН - Константин Дмитриевич (1818 85), историк государственной школы и публицист. Участник подготовки крестьянской реформы 1861 в России, автор одного из проектов отмены крепостного права. Сторонник умеренных либеральных преобразований при сохранении… … Русская история

    Кавелин - фамилия. Известные носители: Кавелин, Александр Александрович (1793 1850) градоначальник Санкт Петербурга. Кавелин, Дмитрий Александрович (1778 1851) директор Главного Педагогического института в Петербурге, член «Арзамаса». Кавелин, Константин… … Википедия

    КАВЕЛИН - Константин Дмитриевич (1818 85), историк, правовед, публицист, общественный деятель. В 1840 х гг. западник. Автор одного из первых либеральных проектов отмены крепостного права (1855), участник подготовки крестьянской реформы 1861. Сторонник… … Современная энциклопедия

    Кавелин - КОВЕЛИН Кавeлить сердить, обижать; отсюда кавеля задира, забияка. Есть и фамилия Ковелин. (Ф.Э). В Ономастионе Веселовский: Ковелин (Кавелин) Иван, подьячий, 1620 г., дьяк, 1637 г. (Источник: «Словарь русских фамилий». («Ономастикон»)) … Русские фамилии

    КАВЕЛИН Константин Дмитриевич - (1818 1885) философ, публицист, правовед, историк. В 1835 1839 обучался на юридическом факультете Московского ун та, позднее преподавал там же. В 1861 по настоянию властей, после студенческих волнений был вынужден прервать преподавание до 1878.… … Философская энциклопедия

    Кавелин Константин Дмитриевич - (1828–1885) русский правовед и философ. Выступил с концепцией, соединившей интроспективную трактовку сознания (см. интроспекция) с положением о том, что позитивное исследование сознания должно вестись не на почве физиологии, а путем анализа его… … Большая психологическая энциклопедия

    КАВЕЛИН Константин Дмитриевич - (1818 85) российский историк государственной школы и публицист. Участник подготовки крестьянской реформы 1861, автор одного из первых проектов отмены крепостного права. Сторонник умеренных преобразований при сохранении неограниченной монархии и… … Большой Энциклопедический словарь

    Кавелин - Кавелин, Константин Дмитриевич (1818 1885) ученый и общественный деятель, друг Тургенева и Боткина. В своих статьях по крестьянскому вопросу проводил считавшийся в то время очень радикальным взгляд об освобождении крестьян с землей, с… … 1000 биографий

Книги

  • Наши инородцы и иноверцы , Кавелин. Наши инородцы и иноверцы / Проф. К. Д. Кавелин M 79/561 U 281/466 U 247/206: Санкт-Петербург: Правда, 1907:Проф. К. Д.…