Достоевский о евреях в России. Цитаты знаменитых людей о евреях - иудеях Что сказал достоевский о евреях

Как правило, в школе и университете отношение Достоевского к евреям обходят стороной. В произведениях Фёдора Михайловича просто невозможно встретить положительного еврея: все они жалкие, подлые, наглые, бесчестные, алчные и опасные.

В еврейской энциклопедии пытаются такое отношение автора к евреям скрыть: все объясняется традиционной борьбой христианина и иудея, пытаясь оправдать Достоевского. Конечно, подобное отношение не может не задевать целый народ, а еще больше они боятся, что еврейская тема в творчестве писателя станет широко известной и будет активно обсуждаться в обществе, что среди филологов кто-нибудь заинтересуется и займётся всесторонним исследованием этой темы и, возможно, обнаружит, что причина нелюбви писателя к евреям мало связана с его религиозностью.

Особенно ярко отношение к евреям со стороны Достоевского отражено в «Дневнике писателя» — его сборнике произведений 1873-1881 годов. Он содержит отклик Достоевского на события, происходящие в то время, его можно назвать документом эпохи. В 1873 прошло ровно 10 лет со дня отмены крепостного права, писатель замечает в своих произведениях повсеместное пьянство людей того времени: «Матери пьют, дети пьют, церкви пустеют, отцы разбойничают; бронзовую руку у Ивана Сусанина отпилили и в кабак снесли; а в кабак приняли! Спросите лишь одну медицину: какое может родиться поколение от таких пьяниц?» А также размышляет над судьбой всего русского народа:

«…если дело продолжится, если сам народ не опомнится<… > то весь, целиком, в самое малое время очутится в руках у всевозможных жидов <… > Жидки будут пить народную кровь и питаться развратом и унижением народным <… > Мечта скверная, мечта ужасная, и — слава богу, что это только лишь сон!»

В 1876 году Достоевский размышляет уже об экономическом засилье евреев, о том, что они приносят разорение в чужие земли. Далее, снова размышления о судьбе русских:

Вообще если б переселение русских в Крым (постепенное, разумеется) потребовало бы и чрезвычайных каких-нибудь затрат от государства, то на такие затраты, кажется, очень можно и чрезвычайно было бы выгодно решиться. Во всяком ведь случае, если не займут места русские, то на Крым непременно набросятся жиды и умертвят почву края … (Дневник писателя. Июль и август, 1876 г.)

Вон жиды становятся помещиками, — и вот, повсеместно, кричат и пишут, что они умерщвляют почву России, что жид , затратив капитал на покупку поместья, тотчас же, чтобы воротить капитал и проценты, иссушает все силы и средства купленной земли. Но попробуйте сказать что-нибудь против этого — и тотчас же вам возопят о нарушении принципа экономической вольности и гражданской равноправности .

Но какая же тут равноправность, если тут явный и талмудный Status in Statu* прежде всего и на первом плане, если тут не только истощение почвы, но и грядущее истощение мужика нашего , который, освободясь от помещиков, несомненно и очень скоро попадет теперь, всей своей общиной, в гораздо худшее рабство и к гораздо худшим помещикам — к тем самым новым помещикам, которые уже высосали соки из западнорусского мужика , к тем самым, которые не только поместья и мужиков теперь закупают, но и мнение либеральное начали уже закупать и продолжают это весьма успешно . (Дневник писателя. Июль и август, 1876 г.)

Конечно, на такие тексты Достоевского и ранее обращали внимание. Очень много негативных комментариев писатель получал именно со стороны евреев. Особенно от некого еврея-журналиста А.У. Ковнера, не знавшего русского языка до 19 лет, но обвинившего писателя в антисемитизме. Когда Ковнер пребывал в тюрьме в 1877 году, отбывая наказание за мошенничество, он передал Достоевскому послание через своего адвоката. Ответ писателя был не только личным: в мартовском выпуске «Дневника писателя» в 1877 году он посвятил данной теме целую главу, приводя цитаты из письма Ковнера (г-на NN):

«Выпишу одно место из письма одного весьма образованного еврея, написавшего мне длинное и прекрасное во многих отношениях письмо, весьма меня заинтересовавшее. Это одно из самых характерных обвинений меня в ненависти к еврею как к народу. Само собою разумеется, что имя г-на NN, мне писавшего это письмо, останется под самым строгим анонимом.

… но я намерен затронуть один предмет, который я решительно не могу себе объяснить. Это ваша ненависть к «жиду», которая проявляется почти в каждом выпуске вашего «Дневника».

Я бы хотел знать, почему вы восстаете против жида, а не против эксплуататора вообще, я не меньше вашего терпеть не могу предрассудков моей нации, — я немало от них страдал, — но никогда не соглашусь, что в крови этой нации живет бессовестная эксплуатация.

Неужели вы не можете подняться до основного закона всякой социальной жизни, что все без исключения граждане одного государства, если они только несут на себе все повинности, необходимые для существования государства, должны пользоваться всеми правами и выгодами его существования и что для отступников от закона, для вредных членов общества должна существовать одна и та же мера взыскания, общая для всех?.. Почему же все евреи должны быть ограничены в правах и почему для них должны существовать специальные карательные законы? Чем эксплуатация чужестранцев (евреи ведь все-таки русские подданные): немцев, англичан, греков, которых в России такая пропасть, лучше жидовской эксплуатации? Чем русский православный кулак, мироед, целовальник, кровопийца, которых так много расплодилось во всей России, лучше таковых из жидов, которые все-таки действуют в ограниченном кругу? Чем такой-то лучше такого-то…

(Здесь почтенный корреспондент сопоставляет несколько известных русских кулаков с еврейскими в том смысле, что русские не уступят. Но что же это доказывает? Ведь мы нашими кулаками не хвалимся, не выставляем их как примеры подражания и, напротив, в высшей степени соглашаемся, что и те и другие нехороши.)

Таких вопросов я бы мог вам задавать тысячами.

Между тем вы, говоря о «жиде», включаете в это понятие всю страшно нищую массу трехмиллионного еврейского населения в России, из которых два миллиона 900000, по крайней мере, ведет отчаянную борьбу за жалкое существование, нравственно чище не только других народностей, но и обоготворяемого вами русского народа. В это название вы включаете и ту почтенную цифру евреев, получивших высшее образование, отличающихся на всех поприщах государственной жизни, берите хоть…

(Тут опять несколько имен, которых я, кроме Гольдштейнова, считаю не вправе напечатать, потому что некоторым из них, может быть, неприятно будет прочесть, что они происходят из евреев.)

… Гольдштейна (геройски умершего в Сербии за славянскую идею) и работающих на пользу общества и человечества? Ваша ненависть к «жиду» простирается даже на Дизраэли… который, вероятно, сам не знает, что его предки были когда-то испанскими евреями, и который, уж конечно, не руководит английской консервативной политикой с точки зрения «жида» (?)…

Нет, к сожалению, вы не знаете ни еврейского народа, ни его жизни, ни его духа, ни его сорокавековой истории, наконец. К сожалению, потому, что вы во всяком случае, человек искренний, абсолютно честный, а наносите бессознательно вред громадной массе нищенствующего народа, — сильные же «жиды», принимая сильных мира сего в своих салонах, конечно, не боятся ни печати, ни даже бессильного гнева эксплуатируемых. Но довольно об этом предмете! Вряд ли я вас убежду в моем взгляде, — но мне крайне желательно было бы, чтобы вы убедили меня.

Вот этот отрывок. Прежде чем отвечу что-нибудь (ибо не хочу нести на себе такое тяжелое обвинение), — обращу внимание на ярость нападения и на степень обидчивости. Положительно у меня, во весь год издания «Дневника», не было таких размеров статьи против «жида», которая бы могла вызвать такой силы нападение. Во-вторых, нельзя не заметить, что почтенный корреспондент, коснувшись в этих немногих строках своих и до русского народа, не утерпел и не выдержал и отнесся к бедному русскому народу несколько слишком уж свысока . Правда, в России и от русских-то не осталось ни одного непроплеванного места (словечко Щедрина), а еврею тем «простительнее». Но во всяком случае ожесточение это свидетельствует ярко о том, как сами евреи смотрят на русских . Писал это действительно человек образованный и талантливый (не думаю только, чтоб без предрассудков); чего же ждать, после того, от необразованного еврея, которых так много, каких чувств к русскому?

До выпуска за март, Достоевский упоминал евреев лишь вскользь, но даже эти упоминания вызывали волну негатива. Кстати говоря, упрекая писателя в антисемитизме, евреи совсем не стесняются собственного русофобства, говорят о русских с презрением и превосходством.

За первой последовала вторая глава выпуска «Дневника писателя» за март 1877 года, позднее ее станут называть «библия русского антисемитизма», она появилась из переписки Достоевского с евреем Авраамом-Урией Ковнером.

Леонид Гроссман, советский литературовед, написал монографию по этому поводу: «Исповедь одного еврея». Она посвящена жизни и творчеству Ковнера, отдельное внимание уделено переписке именно с Достоевским, Гроссман подчеркивает, что письмо Ковнера прекрасно во многих отношениях, а аргументы Достоевского в «Дневнике писателя», напротив, носят газетный, не философский характер, якобы писатель не поднимается выше «ходячих доводов националистической прессы», «всюду остается на уровне фельетонных выпадов Дрюммонов и Мещерских», а «тяга к глубинам духа здесь решительно изменяет ему, на протяжении своего журнального очерка о евреях он ни разу не пытается пристально вглядеться в их историю, этическую философию, или расовую психологию».

С. Гуревич, являясь автором предисловия к его монографии, говорит о том, что Достоевский не смог достойно ответить на письмо Ковнера, ни в личном письме, ни в «Дневнике писателя», а все его доводы носят шаблонный характер. Но дальше он невольно отмечает: «именно Достоевский впервые свёл в своеобразную систему все возможные реальные доводы и фантастические измышления, которые постоянно предъявляют как обвинение еврейскому народу». То есть, случайно признавая, что среди высказываний Достоевского есть не только фантастические размышления, но и реальные доводы, он не хочет это подтверждать.

Кроме этого, Гуревич пытается всеми силами очернить очерк писателя о евреях, говоря о том, что во время войны гитлеровцы разбрасывали у окопов советских бойцов листовки с цитатами из Достоевского, то есть приравнивая русских национал-патриотов и солдат гитлеровской армии между собой, вменяя им общие цели.

Оба автора: и Гуревич, и Гроссман говорят о двойственности идей Достоевского, описанных им в «Дневнике писателя». К Ковнеру, они, наоборот, относятся с любовью, постоянно подчеркивают его ум и образованность. Это выглядит особенно смешно на фоне того, что Ковнер пытался совершить подлог и мошенничество, а затем были последующий арест, суд и тюремное заключение. Гуревич именует это трагическим периодом в жизни, а Гроссман говорит о попытке Ковнера пойти против общества, тем самым углубив свой умственный подвиг.

Итак, книга Гроссмана «Исповедь одного еврея» с предисловием Гуревича к изданию 1999 года очень явно выражает намерение автора преуменьшить значение мартовского выпуска «Дневника писателя» за 1877 год, вклад Достоевского в изучение «еврейского вопроса». Есть и высказывание Гуревича о том, что отношение к евреям в России – «лакмусовая бумажка», которая показывает «падение нравственного уровня значительной части российского общества, прежде всего, его интеллектуального слоя».

Давайте повнимательнее посмотрим на вторую главу антисемитского «Дневника писателя» в 1877 год. Она представлена в виде 4 частей:

I. «ЕВРЕЙСКИЙ ВОПРОС»

II. PRO И CONTRA

III. STATUS IN STATU. СОРОК ВЕКОВ БЫТИЯ

IV. НО ДА ЗДРАВСТВУЕТ БРАТСТВО!

Посмотрим на каждую из частей. В первой части Достоевский говорит, что никакой ненависти к евреям не испытывал, а о религиозной подоплеке не может быть и речи. Якобы он осуждает евреев как «эксплуататора и за некоторые пороки». Также он отмечает их повышенную обидчивость: «на деле трудно найти что-нибудь раздражительнее и щепетильнее образованного еврея и обидчивее его, как еврея».

Достоевский четко разделяет понятия«еврей» и «жид»: «… слово «жид», сколько помню, я упоминал всегда для обозначения известной идеи: «жид, жидовщина, жидовское царство» и проч . Тут обозначалось известное понятие, направление, характеристика века. Можно спорить об этой идее, не соглашаться с нею, но не обижаться словом».

Вторая часть содержит ответ на обвинения Ковнера, о том, что Достоевский якобы не признает сороковековую историю еврейского народа:« нет в целом мире другого народа, который бы столько жаловался на судьбу свою , поминутно, за каждым шагом и словом своим, на свое принижение, на свое страдание, на свое мученичество ».

Достоевский не верит таким жалобам и сравнивает их с тяготами русского народа: «Но все-таки не могу вполне поверить крикам евреев, что уж так они забиты, замучены и принижены. На мой взгляд, русский мужик, да и вообще русский простолюдин, несет тягостей чуть ли не больше еврея».

Третья часть «Status in Statu» содержит размышления Достоевского о силе и живучести еврейского народа, отмечает, что помогло евреям сохранить свою идентичность: «не мог существовать без status in statu, который он сохранял всегда и везде, во время самых страшных, тысячелетних рассеяний и гонений своих». Что же он подразумевает под status in statu? Вот некоторые признаки: «отчужденность и отчудимость на степени религиозного догмата, неслиянность, вера в то, что существует в мире лишь одна народная личность — еврей, а другие хоть есть, но все равно надо считать, что как бы их и не существовало ».

По словам писателя, status in statu, нельзя приписывать только гонениям и чувству сохранения, как это делают отдельные образованные евреи. Только самосохранения не могло хватить на 40 веков: «не одно самосохранение стоит главной причиной, а некая идея, движущая и влекущая, нечто такое, мировое и глубокое».

Достоевский был очень верующий, потому считал, что«всё что требует гуманность и справедливость, всё что требует человечность и христианский закон — всё это должно быть сделано для евреев» . Но он также отмечает, «совершенное уравнение всевозможных прав» не очень хорошо для русских: везде евреи всегда находили возможность пользоваться правами и законами. Они всегда умели водить дружбу с теми, от которых зависел народ , и уж не им бы роптать хоть тут-то на малые свои права сравнительно с коренным населением. Довольно они их получали у нас, этих прав, над коренным населением.

Достоевский подбирается к сути status in statu, которая «дышит именно этой безжалостностью ко всему, что не есть еврей , к этому неуважению ко всякому народу и племени и ко всякому человеческому существу, кто не есть еврей . <…> Еврей предлагает посредничество , торгует чужим трудом. Капитал есть накопленный труд; еврей любит торговать чужим трудом ! Но всё же это пока ничего не изменяет; зато верхушка евреев воцаряется над человечеством всё сильнее и тверже и стремится дать миру свой облик и свою суть».

А вот и контраргумент Достоевского на избитое выражение, что «среди евреев тоже есть хорошие люди»:

Евреи все кричат, что есть же и между ними хорошие люди. О боже! да разве в этом дело? Да и вовсе мы не о хороших или дурных людях теперь говорим. <…> Мы говорим о целом и об идее его, мы говорим о жидовстве и об идее жидовской , охватывающей весь мир».

В четвертой части, «Но да здравствует братство!» Достоевский снова говорит: «полное и окончательное уравнение прав — потому что это Христов закон, потому что это христианский принцип» — здесь уже видно, что религиозность Достоевского не имеет никакого отношения к его нелюбви к евреям,а скорее, все совсем по-другому: как добропорядочный христианин он выступает за должное отношение к этому народу, за уравнение его в правах, не взирая на последствия. Из этих же побуждений Достоевский говорит об идее русско-еврейского братства («Да будет полное и духовное единение племен и никакой разницы прав! »), а также о том, что со стороны русских нет препятствий, чего не скажешь о евреях: он отмечает брезгливость и высокомерие еврейского народа по отношению к русским и другим национальностям. Не у русского больше предубеждений против еврея, а у последнего, еврей более неспособен понимать русского, чем русский – еврея.

Провозглашая идею братства народов, Достоевский подчеркивает, что «все-таки для братства, для полного братства нужно братство с обеих сторон . Пусть еврей покажет ему и сам хоть сколько-нибудь братского чувства, чтоб ободрить его» . Другими словами, русские не против братства, это евреев против него.

И «библия русского антисемитизма» заканчивается вопросом: а насколько даже самые лучшие из евреев «способны к новому и прекрасному делу настоящего братского единения с чуждыми им по вере и по крови людьми»?

Автор не дает ответов на свои вопросы, но сама идея status in statu, говорит о нереальности такого братства. Уже прошло 140 лет с момента публикации данного произведения, а евреи так и не научились сосуществовать с другими народами. Будучи талантливым писателем и публицистом, Достоевский даёт невероятно точную психологическую характеристику еврейскому народу. В его рассуждениях по «еврейскому вопросу» нет никаких противоречий, наоборот, он очень логичен и последователен в своих взглядах. Совершенно неправильно считать, что антипатия писателя к еврейскому народу имеет религиозную подоплёку: у Достоевского вполне конкретные претензии к «жидам», и эти претензии вытекают из некоторых особенностей национального характера, который, в свою очередь, обусловлен status in statu. Таким образом, мы можем сделать вывод, что все доводы Гроссманов и Гуревичей относительно взглядов Достоевского на «еврейский вопрос» абсолютно несостоятельны.

О, витязь! В сонме длинных лет
Мне думать времени хватало;
Не откажи мне в просьбе малой,
Народу передай совет:
«Пока не вникнет Россиянин,
Что враг ему не царь, не барин,
Не вор и не аристократ,
Не зарубежный попечитель,
Не дымный город, не село,
А сионистское мурло.
Пока он это не осилит
И на словах, и на делах,
Томиться матери-России
В жидовских кандалах!..

Отрывок «Бой Руслана с Головой»

из поэмы «Руслан и Людмила».

Пушкин А.С.

Или задумчивый вампир
Или Мельмот, бродяга мрачный,
Иль вечный жид, или Корсар,
Или таинственный Сбогар

Пушкин А.С.

		Либерализм относительно евреев — это кабала для русского народа. И.С.АКСАКОВ /1823-1886/, русский публицист и общественный деятель

Давно пора понять — для них мы — гои,
Давно пора понять — для них мы — скот,
А мы всё ропщем, квохчем: «Что такое?»
А мы все думаем: «Нам просто не везёт!»
Все сожалеем: «Не того избрали!»
Вот будут выборы, так выберем «того»,
Не знаем, что бандиты рассчитали:
Кагалу всё, России — ничего.
Мы, как в бреду, с закрытыми глазами,
Всё басни демократии жуём...
Смеёмся с ними, плачем их слезами,
Азартно кандалы себе куем.
Опомнись, русский, сбрось оковы рабства!
Убийственны все игры с сатаной!
Чтоб воскресить из праха государство,
Гони поганых крепкою метлой.

Николай Боголюбов

В корчмах, открытых в чертах осёдлости жидами, крестьяне развращаются, истощают свою жизнь. Из 1650 питейных заведений 1548 принадлежат жидам. Из 1297 табачных лавок 1293 были также собственностью жидов.

Г.Р.ДЕРЖАВИН /1743-1816/ выдающийся русский поэт, государственный чиновник

Укажите на какое-нибудь другое племя из русских инородцев, которое бы, по ужасному своему влиянию, могло бы равняться в этом смысле с евреем. Не найдёте такого; в этом смысле евреи сохраняют всю свою оригинальность перед другими русскими инородцами, а причина того, конечно, этот "статус ин стату" (государство в государстве) его, дух которого дышит именно этой безжалостностью ко всему, что не есть еврей, этим неуважением ко всякому народу и племени, и ко всякому человеческому существу, кто не есть еврей.

Ну, что, если б это не евреев было в России три миллиона, а русских; а евреев было бы 80 миллионов - ну, во что обратились бы у них русские и как бы они их третировали? Дали бы они им сравняться с собой в правах? Не обратили бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали бы кожу совсем? Не избили бы до тла, до окончательного истребления, как делали они с чужими народностями в старину, в древнюю свою историю? В окраинах наших спросите коренное население, что двигает евреев и что двигало их столько веков. Получите единогласный ответ: безжалостность; двигала их столько веков одна лишь к нам безжалостность и одна лишь жажда напитаться нашим потом и кровью.

Ф.М.ДОСТОЕВСКИЙ /1821 – 1881 гг./ "Дневник писателя", март 1877 года

Разрушения и жертвы - как на войне, запущенные поля и оставленные в спешке территории - как при отступлении, нищета и беспризорничество, бандитизм и произвол - как при чужеземцах. Что такое оккупация? Это устройство чужого порядка на занятой противником территории.

русский писатель ,

“ Сегодня мы живём в оккупированной стране, в этом не может быть никакого сомнения. То, чего врагам нашего Отечества не удавалось добиться на полях сражений, предательски содеялось под видом демократических реформ, которые вот уже пятнадцать лет беспрерывно продолжают бомбить Россию.

русский писатель Валентин Григорьевич Распутин

Евреям, очевидно, легче ПЕРЕСТАТЬ БЫТЬ, нежели ОПРОКИНУТЬ ЭТУ МАССУ СВИДЕТЕЛЬСТВ и доказательств... ...Понимаете ли вы теперь, что каждый честный и любящий Родину русский неодолимо и истинно чувствует в евреях проклятие России? Народы около них вечно будут рахитичны, бледны, малокровны и немощны. Как человек с солитёром...
Иудеи распяли Христа... Они и нас распнут и уже распинают. Но всё-таки БУДУТ-ТО ПОБЕЖДЕНЫ именно ОНИ. Вот в чём дело. Настанет то, что придёт великая ОМЕГА и покроет всё.

Теперь в КАЖДОЙ редакции сидит свой Франк, есть своя Любовь Гуревич. Они не пишут или мало пишут. Но они управляют и направляют. ..

В.В.РОЗАНОВ /1956-1919/ русский писатель, публицист, философ

Евреи устроились спрутообразно. Сосут, потому что у них кончики ног, рук, головы — с присосочками. И сосут, к чему бы они ни приложились. Сосут, как дышат. Сосание необходимо им, как дыхание. Их нельзя судить, осуждать...
Жидки вообще сладенькие. Они вас облизывают, и вам приятно быть под их тёплым, влажным языком. Вы нежитесь. И не замечаете, что поедание вас уже началось... Так они съели Египет и Рим. Справиться же с вислоухой и легкомысленной Европой и Россией им уже ничего не стоит. Они только "делают вид" среди других наций. Им подай "золото" и "вся земля наша"...
Евреи пытаются, настаивают и делают "реальные шаги" переменить у нас образ правления. Между тем НАМ не позволяют переменить у себя даже метод убоя скота. Почему такая разница? Почему они ВПРАВЕ, а мы НЕ В ПРАВЕ? Нет, господа: "за шиворот-то" держит не русский еврея, а еврей русского. Разве не заставили таинственным гипнозом несчастное наше Отечество забыть и Ярослава Мудрого, и Александра Невского, и многих других?

В.В.РОЗАНОВ /1956-1919/ русский писатель, публицист, философ

В "еврее" пришла новая "категория". ...В еврее никакой "крупицы" нет нашего, нет французского, нет немецкого, нет английского. Ничего европейского нет и не будет.
Еврей сан по себе не только бесталанен, но — ужасающе бесталанен: взамен всех талантов имеет один большой хобот, маслянистый, приятный; сосать душу и дар из каждого своего соседа, из города, из страны...
Все евреи — от Спинозы до Грузенберга — не могут отвергнуть, что когда произносится слово "ЕВРЕИ", то все окружающие чувствую т ПОДОЗРЕНИЕ, НЕДОВЕРИЕ, ЖДУТ ХУДОГО, ЖДУТ БЕДЫ СЕБЕ...

В.В.РОЗАНОВ /1956-1919/ русский писатель, публицист, философ

Вот что, мои милые русские: такое всеобъемлющее недоверие и от таких древних времен — не может не иметь под собою основания. И поэтому всячески сторонитесь евреев и не вступайте в никакие отношения с ними. Если, идя по улице, вы издали увидите фигуру "как будто еврея" — потупьте глаза и таким образом НЕ УВИДЬТЕ ЕГО. Взглянувши друг на друга с евреем — вы уже несколько перестали быть русским и несколько объевреились. Увидя комнату / гости /, где разговаривает еврей, не входите в неё; и если где вы сидите — придёт еврей и начнёт говорить — заговорите, заспорьте с кем-нибудь третьим, чтобы не только его не слушать, но и не слышать, берегите ум от евреев! Берегите глаз свой и ухо от еврея.

В.В.РОЗАНОВ /1956-1919/ русский писатель, публицист, философ

Самый мерзопакостно-деятельный народец - еврейцы

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

русский писатель

«Верхушка иудеев воцаряется все сильнее и тверже и стремится дать миру свой облик и свою суть. Идея жидовская охватывает весь мир. На протяжении 40-вековой истории евреев двигала ими всегда одна лишь к нам безжалостность... безжалостность ко всему, что не есть еврей... и одна только жажда напиться нашим потом и кровью».

Ф.М. Достоевский

Жид и банк — господин уже теперь всему: и Европе, и просвещению, и цивилизации, и социализму,
социализму особенно, ибо им он с корнем вырвет Христианство и разрушит ее цивилизацию. И когда останется лишь одно безначалие, тут жид и станет во главе всего. Ибо, проповедуя социализм, он останется меж собой в единении, а когда погибнет все богатство Европы, останется банк жида.
Антихрист придет и станет в безначалии».

Ф.М. Достоевский

«Наступит нечто такое, чего никто не мыслит... Все эти парламентаризмы, все гражданские теории, все накопленные богатства, банки, науки... все рухнет в один миг бесследно, кроме евреев, которые тогда одни сумеют так поступить и все прибрать к своим рукам».

Ф.М. Достоевский

Да, Европа стоит на пороге ужасной катастрофы... Все эти Бисмарки, Биконсфильды, Гамбетты и другие, все они для меня только тени... Их хозяином, владыкой всего без изъятия и целой Европы является еврей и его банк... Иудейство и банки управляют теперь всем и вся, как Европой, так и социализмом, так как с его помощью иудейство выдернет с корнями Христианство и разрушит Христианскую культуру. И даже если ничего как только анархия будет уделом, то и она будет контролируемая евреем. Так как, хотя он и проповедует социализм, тем не менее он остается со своими сообщниками-евреями вне социализма. Так что, когда все богатство Европы будет опустошено, останется один еврейский банк. (…) Революция жидовская должна начаться с атеизма, так как евреям надо низложить ту веру, ту религию, из которой вышли нравственные основания, сделавшие Россию и святой и великой!»

Ф.М. Достоевский

Укажите на какое-нибудь другое племя из русских инородцев, которое бы, по ужасному своему влиянию, могло бы равняться в этом смысле с евреем. Не найдёте такого; в этом смысле евреи сохраняют всю свою оригинальность перед другими русскими инородцами, а причина того, конечно, этот "статус ин стату" (государство в государстве) его, дух которого дышит именно этой безжалостностью ко всему, что не есть еврей, этим неуважением ко всякому народу и племени, и ко всякому человеческому существу, кто не есть еврей.

Ф.М.ДОСТОЕВСКИЙ /1821 – 1881 гг./ "Дневник писателя", март 1877 года

Укажите на какое-нибудь другое племя из русских инородцев, которое бы, по ужасному своему влиянию, могло бы равняться в этом смысле с евреем. Не найдёте такого; в этом смысле евреи сохраняют всю свою оригинальность перед другими русскими инородцами, а причина того, конечно, этот "статус ин стату" / государство в государстве/ его, дух которого дышит именно этой безжалостностью ко всему, что не есть еврей, этим неуважением ко всякому народу и племени, и ко всякому человеческому существу, кто не есть еврей.

«Интернационал распорядился, чтобы еврейская революция началась в России. И начнётся... Ибо нет у нас для неё надежного отпора ни в управлении, ни в обществе. Бунт начнётся с атеизма и грабежа всех богатств. Начнут низлагать религию, разрушать храмы и превращать их в казармы, стойла; зальют мир кровью... Евреи сгубят Россию и станут во главе анархии. Жид и его Кагал — это заговор против русских».

Ф.М. Достоевский

«Евреи всегда живут ожиданием чудесной революции, которая даст им свое «жидовское царство». Выйди из народов и... знай, что с сих пор ты един у Бога, остальных истреби или в рабов обрети, или эксплуатируй. Верь в победу над всем миром, верь, что все покорится тебе.
Строго всем гнушайся и ни с кем в быту своем не сообщайся. И даже когда лишишься земли своей, даже когда рассеян будешь по лицу всей земли, между всеми народами — все равно верь всему тому, что тебе обещано раз и навсегда, верь тому, что все сбудется, а пока живи, гнушайся, единись и эксплуатируй и — ожидай, ожидай».

Ну, что, если б это не евреев было в России три миллиона, а русских; а евреев было бы 80 миллионов — ну, во что обратились бы у них русские и как бы они их третировали? Дали бы они им сравняться с собой в правах? Не обратили бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали бы кожу совсем? Не избили бы до тла, до окончательного истребления, как делали они с чужими народностями в старину, в древнюю свою историю?
В окраинах наших спросите коренное население, что двигает евреев и что двигало их столько веков. Получите единогласный ответ: безжалостность; двигала их столько веков одна лишь к нам безжалостность и одна лишь жажда напитаться нашим потом и кровью.

Ф.М. Достоевский

Оригинал взят у bolivar_s в Шесть евреев Достоевского

Кто сделал Достоевского антисемитом? Ювелир, с которым он отбывал каторгу, и ссыльный, спавший с ним в одной казарме. Мошенник-публицист, возомнивший себя Раскольниковым, и выкрест, чьи книги писатель держал у себя на полке. Молоденькая еврейка, жаждущая Достоевского, и еще более юная соседка по даче. Эти и другие евреи в жизни Фёдора Михайловича.

Ювелир-талмудист

Первым произведением, написанным Достоевским после каторги, стала повесть «Дядюшкин сон». Её героиню Марью Александровну шантажируют, требуя за компрометирующее письмо 200 рублей серебром. «Я сама, в легких башмаках, по снегу, бегу к жиду Бумштейну и закладываю мой фермуар - память праведницы, моей матери! Через два часа письмо в моих руках», - рассказывает Марья Александровна дочери. Пропустим слово «жид», еще не считавшееся в 1859 году, когда был опубликован «Дядюшкин сон», столь оскорбительным, как стало позже. И обратим внимание на фамилию и профессию персонажа: ювелир Бумштейн. Персонажа с той же фамилией и профессией мы встречаем и в «Записках из Мертвого дома». Прототипом двух Бумштейнов был Исай Фомич Бумштель - арестант Омского острога, «из Смоленской губернии, из евреев, мещанин, в крепости с 24 августа 1850 г. за смертоубийство, на 11 лет, золотых дел мастер, грамоты не знает».

Достоевский попал в Омский острог тоже в 1850 году. О Бумштеле упоминают в своих мемуарах два каторжника-поляка - Симон Токаржевский в «Семи годах каторги» и Иосиф Богуславский в «Мемуарах сибиряка». Вот отзыв Богуславского: «Как убежденный талмудист и начетчик, он имел свои книги, и в пятницу, когда справлял свой шаббат со всей шумной торжественностью, каземат наш превращался в синагогу. На столике Бумштейн зажигал несколько сальных свечей, надевал талес, раскладывал свои книги и крикливым голосом тягуче повторял “Duruch otu stanaj”». Вероятно, так Богуславский расслышал слова благословения «Барух ата Адо-най». Никакого почтения он к ювелиру не испытывал: «Потешной фигурой был этот наш еврейчик: маленький, щуплый, сухой, как скелет. Табаком он злоупотреблял до того, что вызывал отвращение. Считал себя образованным, а был невыразимо ограниченным - недоставало ему даже обычной еврейской сметливости».

Достоевский в «Записках из Мертвого дома» описывает этого «еврейчика» тоже без особой любви: «Поляки составляли особую цельную кучку. Их было шестеро, и они были вместе. Из всех каторжных нашей казармы они любили только одного жида, и может быть, единственно потому, что он их забавлял. Нашего жидка, впрочем, любили и другие арестанты, хотя решительно все без исключения смеялись над ним. Он был у нас один, и я даже теперь не могу вспоминать о нем без смеху. Это был человек уже немолодой, лет около пятидесяти, маленький ростом и слабосильный, хитренький и в то же время решительно глупый. Он был дерзок и заносчив и одновременно ужасно труслив. Весь он был в каких-то морщинках, и на лбу и на щеках его были клейма, положенные ему на эшафоте. Я никак не мог понять, как он мог выдержать шестьдесят плетей. Пришел он по обвинению в убийстве. У него был припрятан рецепт, доставленный ему от доктора его жидками тотчас же после эшафота. По этому рецепту можно было получить такую мазь, от которой недели в две могли сойти его клейма. Употреблять эту мазь в остроге он не смел и выжидал окончания срока каторги, после которой, выйдя на поселение, непременно намеревался воспользоваться рецептом. “Не то нельзя будет зениться, - сказал он мне однажды, - а я непременно хоцу зениться”. Мы с ним были большие друзья». Запомним эту последнюю фразу Достоевского.

И еще одно замечание Достоевского о жизни Бумштеля на каторге: «В выражении лица его виднелось беспрерывное, ничем непоколебимое самодовольство и даже блаженство. Кажется, он ничуть не сожалел, что попал в каторгу. Ювелира в городе не было, а он был ювелир и работал беспрерывно по господам и по начальству города. Ему все-таки хоть сколько-нибудь, да платили. Он не нуждался, жил даже богато, но откладывал деньги и давал под проценты всей каторге. У него был свой самовар, хороший тюфяк, чашки, весь обеденный прибор. Городские евреи не оставляли его своим знакомством и покровительством. По субботам он ходил под конвоем в свою городскую молельную, что дозволяется законами, и жил совершенно припеваючи, с нетерпением, впрочем, ожидая выжить свой срок, чтоб “зениться”».

Ссыльный-кантонист

В Семипалатинске, где был написан «Дядюшкин сон», жил в одной казарме с Достоевским некий Н.Ф. Кац - из кантонистов. Бывший барабанщик 7-го Сибирского линейного батальона Кац оказался очень словоохотлив и охотно делился с окружающими своими воспоминаниями о Достоевском. «Человек душевный, отзывчивый на все доброе, к которому тянула каждого солдата какая-то непреодолимая сила, несмотря на его мрачный характер. В казарме никто из солдат никогда не видел на его лице полной улыбки. Случалось, что какой-нибудь ротный весельчак для потехи товарищей выкинет забавную штуку, от которой положительно все покатываются от смеха, а у Федора Михайловича только слегка, едва заметно, искривятся углы губ», - вспоминал Кац.

И при этом парадоксально резюмировал: «Всей душой я чувствовал, что вечно угрюмый и хмурый рядовой Достоевский бесконечно добрый человек, которого нельзя было не любить». Достоевский пил с Кацем чай из одного самовара, покровительствовал молодому солдату, относился к нему лучше всех в роте. Но, увы, ни в одном из произведений Достоевского не считывается персонаж, чьим прототипом мог быть Кац.

Публицист-мошенник

Аркадий Григорьевич Ковнер родился в Вильно в бедной и многодетной традиционной еврейской семье. Получил талмудическое образование, но затем увлекся идеями Добролюбова, Чернышевского и журнала «Современник». В результате Ковнер стал самостоятельно изучать русскую грамоту, иностранные языки и другие предметы общего образования. Писал стихи и статьи, которые печатались во многих петербургских и одесских изданиях. Одно время Ковнер работал в газете «Голос», но рассорился с ее редактором-издателем Краевским и бросил публицистику - устроился на службу в Петербургский Учетный и Ссудный банк.

Однако, как выяснилось, Ковнер похитил из банка мошеннически 168 тысяч рублей - тогда это было громадное состояние. Забавно, но на преступление Ковнера в каком-то смысле подтолкнул Достоевский, точнее, его герой - Федор Раскольников. Ковнера убедила идея Раскольникова, что «необыкновенный человек» может преступить закон во имя высших целей.

«Присматриваясь в продолжении двух лет к операциям банка, я убедился, что все банки основаны на обмане и мошенничестве. Видя, что люди наживают миллионы, я соблазнился и решился похитить такую сумму, которая составляет три процента с чистой прибыли за один год богатейшего банка в России. Эти три процента составили 168 тысяч рублей. Этими тремя процентами я обеспечил бы дряхлых моих родителей, многочисленную мою нищую семью, малолетних моих детей от первой жены, любимую и любящую девушку, ее семейство и еще множество “униженных и оскорбленных”, не причиняя притом никому существенного вреда. Вот настоящие мотивы моего преступления» - это цитата из письма Достоевскому, которое Ковнер, приговоренный к четырем годам, отправил писателю из тюрьмы.

Однако главной темой письма Ковнера стало обвинение Достоевского в антисемитизме: «Ваша ненависть к “жиду” проявляется почти в каждом выпуске вашего “Дневника”». Удивительно, но Достоевский ответил Ковнеру, причем попытался оправдаться: «Я вовсе не враг евреев и никогда им не был. У меня есть знакомые евреи, есть еврейки, приходящие и теперь ко мне за советами по разным предметам. И хоть щекотливые, как все евреи за еврейство, но мне не враги, а, напротив, приходят». И обещал посвятить один из выпусков «Дневника писателя» еврейскому вопросу.

Выкрест-прозелит

В то время как Достоевский работал в семипалатинской ссылке над «Дядюшкиным сном», в судьбе уроженца местечка Клецк Слуцкого уезда Минской губернии Якова Александровича Брафмана произошел резкий поворот. 34-летний иудей Брафман принял христианство и подал на имя государя императора записку о положении евреев. О содержании этой записки можно догадаться по развернувшимся событиям. Брафман был неожиданно вызван в Санкт-Петербург, в Святейший Синод, а затем назначен преподавателем иврита в Минскую духовную семинарию, где и занялся «изысканием средств для устранения затруднений, с которыми евреи, желающие перейти в христианство, встречаются на пути к этой цели». Эту работу курировал архиепископ Минский. Позднее бывший преподаватель семинарии Брафман служил цензором книг на иврите и идише в Вильне и Санкт-Петербурге. А в 1869 году была издана за казенный счет написанная им самим «Книга Кагала. Материалы для изучения еврейского быта». Основная мысль книги: еврейская община - это государство в государстве, не подчиняющееся законам Российской империи и управляемое кагалом. Книга Брафмана пользовалась большим успехом у антисемитов, спустя три года была переиздана, а потом переведена на польский, французский и немецкий языки. В домашней библиотеке Достоевского были все издания «Книги Кагала» - третье Брафман подарил писателю лично 6 апреля 1877 года, сделав на нем дарственную надпись: «Федору Михайловичу Достоевскому в знак глубокого уважения от автора».

Влияние «Книги Кагала» очевидно в размышлениях Достоевского о еврейском вопросе в «Дневнике писателя» за 1877 год. Возьмем, к примеру, такой пассаж: «Если пошатнется каким-нибудь образом наша сельская община, ограждающая нашего бедного коренника-мужика от стольких зол, то тут же к этому освобожденному мужику, столь неопытному, столь не умеющему сдержать себя от соблазна, опекаемому доселе общиной, нахлынет всем кагалом еврей - тут мигом конец его: всё имущество его, вся сила перейдет назавтра же во власть еврея, и наступит такая пора, с которой не только не могла бы сравняться пора крепостничества, но даже татарщина».

Соседка-дачница

Ольга Григорьевна Каган была дочерью купца из Санкт-Петербурга и как-то в юности случайно столкнулась с Достоевским в Старой Руссе. Её внучка, Э.Х. Горфункель, написала воспоминания, опубликованные в 1993 году в альманахе «Достоевский и мировая культура». Момент встречи она описывает так: «Ей было 13 лет. Внешне она не была типичной еврейкой: у нее были русые волосы, мягкие черты округлого лица, серые глаза. Они снимали дачу на втором этаже. А на первом этаже жил со своей семьей Достоевский, который, писал тогда “Братьев Карамазовых”.

Однажды он остановил Ольгу, спускавшуюся вниз, и задал вопрос, который настолько потряс ее, что она запомнила эту сцену на всю жизнь.
- В субботу у вас горят свечи?
- Да, конечно.
- А что вы станете делать, если от свечи загорится занавеска?
- Позову какого-нибудь русского, чтобы он погасил.
- А если никого не окажется рядом, загорится дом, что вы тогда станете делать?
Бабушка не нашлась, что ответить, но задумалась. И, вероятно, надолго, раз рассказывала об этом моей матери, которая передала мне. Вопрос непростой. Что победит: здравый смысл или вера предков?»

К сожалению, как это часто бывает с мемуарами, при двойном пересказе истории произошла небольшая путаница. Встреча писателя с 13-летней Ольгой Каган должна была произойти в 1879 году, но к тому времени Достоевский уже три года как не снимал дачу, а владел собственным домом в Старой Руссе. Поэтому когда точно произошёл разговор писателя с дочерью еврейского купца - уточнить невозможно.

Идеалистка-ученица

Достоевский в письме к Ковнеру упоминает «приходящих к нему за советами евреек». На самом деле это одна конкретная еврейка - Софья Ефимовна Лурье, представительница знаменитой династии банкиров. В те времена Банкирский дом Иделя Самуиловича и Самуила Давидовича Лурье с отделениями от Минска до Варшавы был у всех на слуху. В момент знакомства с Достоевским, начавшегося по переписке, Софье было всего 18 лет.

В «Дневнике писателя» Достоевский о ней скажет: «Из дому она богатого и в средствах не нуждается, но очень заботится о своем образовании и приходила спрашивать у меня советов: что ей читать, на что именно обратить наиболее внимание. Она посещала меня не более раза в месяц, говорила лишь о своем деле, но не многоречиво, а скромно, почти застенчиво, с чрезвычайной ко мне доверчивостью. Но нельзя было не разглядеть в ней весьма решительного характера, и я не ошибся. В этот раз она вошла и прямо сказала:
- В Сербии нуждаются в уходе за больными. Я решилась пока отложить мой экзамен и хочу ехать ходить за ранеными. Что бы вы мне сказали?
- Я не хочу вас пугать и отговаривать, но сообразите мои слова и постарайтесь взвесить их по совести. Вы росли совсем не в той обстановке, вы видели лишь хорошее общество и никогда не видали людей иначе как в их спокойном состоянии, в котором они не могли нарушать хорошего тона. Но те же люди на войне, в тесноте, в тяготе, в трудах становятся иногда совсем другими. Вы всю ночь ходили за больными, служили им, измучились, едва стоите на ногах, и вот доктор, может быть, очень хороший сам по себе человек, но усталый, надорванный, только что отрезавший несколько рук и ног, вдруг в раздражении обращается к вам: “Вы только портите, ничего не делаете! Коли взялись, надо служить!” Не тяжело ли вам будет вынести? Уверены ли вы, что перенесете самый этот уход? Не упадете ли в обморок при виде иной смерти, раны, операции?
- Если мне скажут, что я порчу дело, а не служу, то я пойму, что этот доктор сам раздражен и устал, а мне довольно лишь знать про себя, что я не виновата и исполнила все как надо.
Одним словом, отговаривать было невозможно: ведь все равно она бы завтра же уехала, но только с грустью, что я не одобрил.
- Ну, Б-г с вами, - сказал я, - ступайте. Но кончится дело, приезжайте скорей назад.
Она ушла с сияющим лицом и, уж конечно, через неделю будет там...»

Переписка Достоевского с Софьей Лурье продолжилась и после ее возвращения из Сербии. К слову, среди тех, с кем общался Достоевский уже в ранге известного писателя, действительно попадались евреи. В России это, например, книгоиздатель Илья Абрамович Ефрон и композитор Антон Григорьевич Рубинштейн, на Западе - банкиры, дававшие великому русскому писателю деньги взаймы. Впрочем, «и у меня есть друзья-евреи!» - классическое оправдание антисемитов.

О, не думайте, что я действительно затеваю поднять "еврейский вопрос"!. - Я написал это заглавие в шутку. Поднять такой величины вопрос, как положение еврея в России и о положении России, имеющей в числе сынов своих три миллиона евреев, - я не в силах. Вопрос этот не в моих размерах. Но некоторое суждение мое я все же могу иметь, и вот выходит, что суждением моим некоторые из евреев стали вдруг интересоваться. С некоторого времени я стал получать от них письма, и они серьезно и с горечью упрекают меня за то, что я на них "нападаю", что я "ненавижу жида", ненавижу не за пороки его, "не как эксплуататора", а именно как племя, то есть вроде того, что: "Иуда, дескать, Христа продал". Пишут это "образованные" евреи, то есть из таких, которые (я заметил это, но отнюдь не обобщаю мою заметку, оговариваюсь заранее) - которые всегда как бы постараются дать вам знать, что они при своем образовании, давно уже не разделяют "предрассудков" своей нации, своих религиозных обрядов не исполняют, как прочие мелкие евреи, считают это ниже своего просвещения, да и в бога, дескать, не веруем. Замечу в скобках и кстати, что всем этим господам из "высших евреев", которые так стоят за свою нацию, слишком даже грешно забывать своего сорокавекового Иегову и отступаться от него. И это далеко не из одного только чувства национальности грешно, а и из других, весьма высокого размера причин. Да и странное дело: еврей без бога как-то немыслим; еврея без бога и представить нельзя. Но тема эта из обширных, мы ее пока оставим. Всего удивительнее мне то: как это и откуда я попал в ненавистники еврея как народа, как нации? Как эксплуататора и за некоторые пороки мне осуждать еврея отчасти дозволяется самими же этими господами, но лишь на словах: на деле трудно найти что-нибудь раздражительнее и щепетильнее образованного еврея и обидчивее его, как еврея. Но опять-таки: когда и чем заявил я ненависть к еврею как к народу? Так как в сердце моем этой ненависти не было никогда, и те из евреев, которые знакомы со мной и были в сношениях со мной, это знают, то я, с самого начала и прежде всякого слова, с себя это обвинение снимаю, раз навсегда, с тем, чтоб уж потом об этом и не упоминать особенно. Уж не потому ли обвиняют меня в "ненависти", что я называю иногда еврея "жидом?" Но, во-первых, я не думал, чтоб это было так обидно, а во-вторых, слово "жид", сколько помню, я упоминал всегда для обозначения известной идеи: "жид, жидовщина, жидовское царство"...

Положим, очень трудно узнать сорокавековую историю такого народа, как евреи; но на первый случай я уже то одно знаю, что наверно нет в целом мире другого народа, который бы столько жаловался на судьбу свою, поминутно, за каждым шагом и словом своим, на свое принижение, на свое страдание, на свое мученичество. Подумаешь, не они царят в Европе, не они управляют там биржами хотя бы только, а стало быть, политикой, внутренними делами, нравственностью государств. Пусть благородный Гольдштейн умирает за славянскую идею. Но все-таки, не будь так сильна еврейская идея в мире, и, может быть, тот же самый "славянский" (прошлогодний) вопрос давно бы уже решен был в пользу славян, а не турок. Я готов поверить, что лорд Биконсфильд сам, может быть, забыл о своем происхождении, когда-то, от испанских жидов (наверное, однако, не забыл): что он "руководил английской консервативной политикой" за последний год отчасти с точки зрения жида, в этом, по-моему, нельзя сомневаться. "Отчасти-то" уж нельзя не допустить.

"Свободный выбор местожительства!" Но разве русский "коренной" человек уж так совершенно свободен в выборе местожительства? Разве не продолжаются и до сих пор еще прежние, еще от крепостных времен оставшиеся нежелаемые стеснения в полной свободе выбора местожительства и для русского простолюдина, .на которые давно обращает внимание правительство? А что до евреев, то всем видно, что права их в выборе местожительства весьма и весьма расширились в последние двадцать лет. По крайней мере, они явились по России в таких местах, где прежде их не видывали. Но евреи все жалуются на ненависть и стеснения.

Еще в детстве моем я читал и слыхал про евреев легенду о том, что они-де и теперь неуклонно ждут мессию, все, как самый низший жид, так и самый высший и ученый из них, философ и кабалист-раввин, что они верят все, что мессия соберет их опять в Иерусалиме и низложит все народы мечом своим к их подножию; что по-тому-то-де евреи, по крайней мере в огромном большинстве своем, предпочитают лишь одну профессию - торг золотом и много что обработку его, и это все будто бы для того, что когда явится мессия, то чтоб не иметь нового отечества, не быть прикрепленным к земле иноземцев, обладая ею. а иметь все с собою лишь в золоте и драгоценностях, чтобы удобнее унести. Стало быть, не одно лишь гонение было и есть ему причиною, а другая идея...

Если же существует вправду такой особый, внутренний, строгий строй у евреев, связующий их в нечто цельное и особенное, то ведь почти еще можно задуматься над вопросом о совершенном сравнении во всем их прав с правами коренного населения. Само собою, все что требует гуманность и справедливость, все что требует человечность и христианский закон - все это должно быть сделано для евреев. Но если они, во всеоружии своего строя и своей особенности, своего племенного религиозного отъединения, во всеоружии своих правил и принципов, совершенно противоположных той идее, следуя которой, доселе по крайней мере, развивался весь европейский мир, потребуют совершенного уравнения всевозможных прав с коренным населением, то - не получат ли они уже тогда нечто большее, нечто, лишнее, нечто верховное против самого коренного даже населения?

ЦИТАТЫ ЗНАМЕНИТЫХ ЛЮДЕЙ О ЕВРЕЯХ-ИУДЕЯХ

«Ну, что, если б это не евреев было в России три миллиона, а русских; а евреев было бы 80 миллионов – ну, во что обратились бы у них русские и как бы они их третировали? Дали бы они им сравнятся с собой в правах? Не обратили бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали бы кожу совсем? Не избили бы до тла, до окончательного истребления, как делали они с чужими народностями в старину, в древнюю свою историю?.. (Дневник Писателя за 1877 г.). «В окраинах наших спросите коренное население, что двигает евреев и что двигало их столько веков. Получите единогласный ответ: безжалостность: двигала их столько веков одна лишь к нам безжалостность и одна лишь жажда напитаться нашим потом и кровью».

Ф.М. Достоевский

«Интернационал распорядился, чтобы еврейская революция началась в России. И начнётся… Ибо нет у нас для неё надежного отпора ни в управлении, ни в обществе. Бунт начнётся с атеизма и грабежа всех богатств. Начнут низлагать религию, разрушать храмы и превращать их в казармы, стойла; зальют мир кровью… Евреи сгубят Россию и станут во главе анархии. Жид и его Кагал - это заговор против русских».

Ф.М. Достоевский

«Евреи всегда живут ожиданием чудесной революции, которая даст им свое «жидовское царство». Выйди из народов и… знай, что с сих пор ты един у Бога, остальных истреби или в рабов обрети, или эксплуатируй. Верь в победу над всем миром, верь, что все покорится тебе.

Строго всем гнушайся и ни с кем в быту своем не сообщайся. И даже когда лишишься земли своей, даже когда рассеян будешь по лицу всей земли, между всеми народами - все равно верь всему тому, что тебе обещано раз и навсегда, верь тому, что все сбудется, а пока живи, гнушайся, единись и эксплуатируй и - ожидай, ожидай».

Ф.М. Достоевский

«Верхушка иудеев воцаряется все сильнее и тверже и стремится дать миру свой облик и свою суть. (…)

Идея жидовская охватывает весь мир. (…) На протяжении 40-вековой истории евреев двигала ими всегда одна лишь к нам безжалостность… безжалостность ко всему, что не есть еврей… и одна только жажда напиться нашим потом и кровью».

Ф.М. Достоевский

Жид и банк - господин уже теперь всему: и Европе, и просвещению, и цивилизации, и социализму,

социализму особенно, ибо им он с корнем вырвет Христианство и разрушит ее цивилизацию. И когда останется лишь одно безначалие, тут жид и станет во главе всего. Ибо, проповедуя социализм, он останется меж собой в единении, а когда погибнет все богатство Европы, останется банк жида.

Антихрист придет и станет в безначалии».

Ф.М. Достоевский

«Наступит нечто такое, чего никто не мыслит… Все эти парламентаризмы, все гражданские теории, все накопленные богатства, банки, науки… все рухнет в один миг бесследно, кроме евреев, которые тогда одни сумеют так поступить и все прибрать к своим рукам».

Ф.М. Достоевский

Да, Европа стоит на пороге ужасной катастрофы… Все эти Бисмарки, Биконсфильды, Гамбетты и другие, все они для меня только тени… Их хозяином, владыкой всего без изъятия и целой Европы является еврей и его банк… Иудейство и банки управляют теперь всем и вся, как Европой, так и социализмом, так как с его помощью иудейство выдернет с корнями Христианство и разрушит Христианскую культуру. И даже если ничего как только анархия будет уделом, то и она будет контролируемая евреем. Так как, хотя он и проповедует социализм, тем не менее он остается со своими сообщниками-евреями вне социализма. Так что, когда все богатство Европы будет опустошено, останется один еврейский банк. (…) Революция жидовская должна начаться с атеизма, так как евреям надо низложить ту веру, ту религию, из которой вышли нравственные основания, сделавшие Россию и святой и великой!»