Битва на девичьем поле. III

Казалось, конец пришел Русскому государству. Ни верховной власти, ни сильной рати, ни общей казны – ничего не было! Правительства в настоящем его смысле уже не существовало. Но был еще народ. Этот народ, знатные и черные люди, богатые и бедные, разумники и простецы, – все понимали, что творится на Руси страшное, лихое дело; что вера православная и та святыня, которой поклонялись отцы, деды и прадеды, унижена и поругана и всему тому, что созидалось веками и трудом многих поколений, грозит конечная гибель.

Возбуждение народное было сильное... По всем важнейшим городам зашумели оживленные сходки, словно воскресли старые веча. Сходились и горожане, и соседние крестьяне для земского совета, чтобы всем миром надуматься, как беде пособить. Сказывалась при этом порою и старая областная рознь и неприязнь простого люда к высшим и богатым лицам, к московским боярам; но все это было мелко и ничтожно сравнительно с враждой, какую питали все к ненавистному врагу, и с желанием освободить от поляков Москву и Русскую землю и положить предел гибельной неурядице. Это общее чувство должно было в конце концов взять верх над всеми мелкими страстями и желаниями и объединить русские силы...

Города стали пересылаться между собой грамотами, побуждая друг друга стать заодно против общих врагов.

"Под Москвою, – писали казанцы в Пермь, – промышленника и поборника по Христовой вере, который стоял за православную христианскую веру, за храм Пресвятой Богородицы и за Московское государство против польских и литовских людей и русских воров, Прокопия Петровича Ляпунова, казаки убили, преступая крестное целование. Но мы все с Нижним Новгородом и со всеми городами поволжскими... согласились быть в совете и соединении, дурного друг над другом ничего не делать, стоять на том крепко, пока Бог даст на Московское государство государя; а выбрать бы нам государя всею землей Российской державы; если же казаки станут выбирать государя по своему изволью одни, не согласившись со всею землею, то такого государя нам не хотеть".

Подобные же воззвания рассылались с гонцами и по другим городам. Во всех грамотах сказывалось сильное общее желание "очистить Русскую землю от врага, поругателя святыни, и выбрать себе всею землею своего царя".

Разносились по Русской земле и те грамоты, что составлялись в Троицком монастыре Дионисием и Авраамием Палицыным и переписывались во множестве списков "борзыми писцами".

Воодушевление народа росло. Нравственное и религиозное возбуждение становилось все сильнее и сильнее... Повсюду стала носиться молва о чудесных видениях и знамениях. Говорили, что в Нижнем Новгороде один благочестивый человек Григорий сподобился в полуночи страшного видения: видел он, будто крыша с его дома снялась, великий свет осиял его покой, и явились два мужа с воззванием о покаянии и очищении всего государства... Во Владимире тоже, говорили, было видение...

Набожный народ только от Божией помощи ждал спасения, считал необходимым особенным способом очиститься от грехов и умилостивить Бога покаянием и постом. По всем городам приговорили поститься три дня в неделю: в понедельник, вторник и в среду ничего не есть, не пить, а в четверг и пятницу – сухо есть... Так готовился народ к великому делу...

Настроение народа было таково, что он готов был всеми силами подняться на борьбу. Нужно было только начало да нужен был настоящий русский вождь.

Минин и Пожарский

В октябре 1611 года в Нижнем Новгороде получена была грамота из Троицкого монастыря. Ее решено было прочесть в соборе. Зазвонили в большой соборный колокол, а день был непраздничный. Народ понял, что неспроста звонят большим звоном, и скоро церковь св. Спаса наполнилась народом. После обедни протопоп Савва обратился к народу с речью:

– Православные христиане, Господа братия, горе нам! Пришли дни конечной гибели нашей. Гибнет наше Московское государство; гибнет и православная вера. Горе нам, великое горе, лютое обстояние! Литовские и польские люди в нечестивом совете своем умыслили Московское государство разорить и обратить истинную веру Христову в латинскую многопрелестную ересь. Кто не восплачется, кто не испустит источники слез?! Ради грехов наших Господь попустил врагам нашим возноситься. Горе нашим женам и детям! Еретики разорили до основания богохранимый град Москву и предали всеядному мечу детей ее. Что нам творить? Не утвердиться ли нам на единение и не постоять ли за чистую и непорочную Христову веру и за св. соборную церковь Богородицы и за многоцелебные мощи московских чудотворцев. А вот грамота властей Живоначальныя Троицы монастыря Сергиева.

Была прочтена грамота, призывающая весь народ на спасение Москвы и православной веры. Народ умилился. Многие плакали.

– Горе нам, – говорили в толпе, – гибнет Московское государство!

Когда народ еще толпился у церкви, к нему держал речь один из земских старост – Кузьма Минин Сухорукий. (Раньше уж он говорил, что ему являлся во сне св. Сергий и приказал "возбудить уснувших".)

– Православные люди! – заговорил он теперь к народу громким голосом. – Коли хотим помочь Московскому государству, не пожалеем достояния нашего... дворы свои продадим, жен и детей заложим и станем челом бить, искать, кто бы вступился за истинную православную веру и стал бы у нас начальником!.. Дело великое совершим, если Бог поможет. Какая будет хвала нам от всей земли... Я знаю: только мы поднимемся на это дело, другие города пристанут к нам, и мы избавимся от врагов.

Горячая речь Минина пришлась по сердцу всем. Сказалось в ней то, что давно было на душе у всех. У многих слезы полились из глаз.

Воззвание Минина в Нижнем Новгороде. Картина К. Маковского, 1896

Начались частые сходки. Кузьма Минин, которого в городе все знали и уважали, всем орудовал, убеждал всех, что надо ополчаться, клич кликать по служилым людям, а в казну на содержание ратных людей собирать со всех по третьей деньге (т. е. третью часть имущества). Желание послужить великому делу освобождения Москвы и Русской земли было так сильно, что тут же многие стали жертвовать гораздо больше. Сносили со всех сторон и деньги, и драгоценные вещи. Одна вдова, говорится в летописи, принесла к сборщикам десять тысяч и сказала:

– Я осталась после мужа своего бесчадна. Было у меня двенадцать тысяч; отдаю десять, а себе оставляю две!

Но прежде чем скликать ратных людей, надо было найти военачальника. Такое "святое дело", какое затевалось, надо было отдать в чистые руки. Стали думать, кого бы из бояр выбрать вождем. Остановились на князе Дмитрии Михайловиче Пожарском. Он в ту пору жил в своем имении, в Суздальском уезде, где долечивался от ран, полученных при Московском погроме. Это был человек чистый, не запятнанный никаким дурным делом: в смутные годы он в воровских таборах не бывал и у польского короля милостей не прашивал. Ратное дело он хорошо знал, большое мужество выказал при защите Зарайска от самозванца и потом в Московском побоище.

Послали бить челом Пожарскому. Он отвечал:

– Рад я за православную веру страдать до смерти, а вы изберите из посадских людей такого человека, который был бы со мною у великого дела, ведал бы казну на жалованье ратным людям.

Стали было нижегородские послы раздумывать, кого бы выбрать, но Пожарский не дал им долго думать.

– Есть у вас в городе, – сказал он, – Кузьма Минин. Он человек бывалый: ему такое дело за обычай!

Когда посланцы вернулись в Нижний и сказали о желании Пожарского, нижегородцы стали челом бить Минину, чтобы он потрудился на общее дело освобождения, стоял бы у мирской казны. Минин отказывался до тех пор, пока нижегородцы не написали приговора, что ничего не пожалеют для великого дела.

Весть о том, что нижегородцы поднялись, быстро разносилась, ратные силы стали собираться к ним отовсюду. Пожарский с нижегородцами разослал по городам грамоты, в которых говорилось между прочим следующее:

"Теперь мы, Нижнего Новгорода всякие люди, идем на помощь Московскому государству. К нам из многих городов прибыли дворяне, и мы приговорили имение свое и домы с ними разделить и жалованье им дать. И вам бы также поскорее идти на литовских людей. Казаков не бойтесь: коли будем все в сборе, то всею землею совет учиним и ворам не позволим ничего дурного Делать... Непременно надо быть вам с нами в одном совете и на поляков вместе идти, чтоб по-прежнему казаки не разогнали бы нашей рати".

Грамота эта повсюду читалась на мирских сходках, постановлялись приговоры, собирались деньги. Город сносился с городом. Опять, как по призыву Ляпунова, поднималась Русская земля; но на этот раз вожди вели дело осторожнее – понимали, что не только поляки, но и казаки – враги Москвы; что сближаться с "перелетами" и "шатунами" не следует.

Поход ополчения Минина и Пожарского к Москве

Наступил 1612 год. Весть о новом русском ополчении с целью освобождения Москвы всполошила не только осажденных поляков, но и осаждавших казаков. Поляки и русские изменники потребовали снова от патриарха Гермогена, чтобы он написал нижегородцам увещание оставаться верными Владиславу.

"Да будет над ними милость Божия и от нашего смирения благословение, – отвечал с прежней твердостью старец, – а на изменников да излиется от Бога гнев, а от нашего смирения да будут прокляты они в сем веке и в будущем!"

Скоро после этого несокрушимый старец и "поборатель за веру православную" скончался (17 февраля); умер он, говорят, голодною смертию. Погребли его в Чудовом монастыре.

Заруцкий понял, что ему и его своевольному полчищу грозит опасность от новой земской ратной силы. Подмосковные казаки с начальником своим в это время признали третьего (псковского) самозванца. Попытался было Заруцкий захватить Ярославль, чтобы помешать движению к Москве северного ополчения, но Пожарский предупредил и в начале апреля привел сюда свою рать.

Нелегко было в ту пору снарядить как следует войско. Кроме прежнего оружия: копий, секир разного рода, палиц (булав, шестоперов), входили все больше и больше в употребление турецкие сабли и огнестрельное оружие – ружья и пушки.

При огнестрельном оружии значение охранительного вооружения должно было падать, но все-таки всякие шлемы и латы были еще в ходу – особенно у конных воинов и воевод.

Еще на пути из Нижнего в Ярославль к рати Пожарского присоединялись ополчения из разных приволжских городов. Ярославль был главным сборным местом. Здесь Пожарский остановился надолго: он, видимо, хотел действовать осмотрительно, собрать как можно больше ратной силы и казны, чтобы решить дело освобождения Москвы от поляков наверняка. Задача была теперь ясная: выгнать врагов из Русской земли и выбрать себе всею землею настоящего русского царя. Для того, чтобы выполнить эту задачу, было мало победы над врагом; надо было еще задушить всякую смуту, криводушие и шатость среди русского люда; по всей земле необходимо было установить единодушие. С этой целью рассылались грамоты по разным городам, созывались выборные на общий совет.

"Вам бы, – говорилось в этих грамотах, – пожаловать, помня Бога и свою православную христианскую веру, советовать со всякими людьми общим советом, как бы нам в нынешнее конечное разоренье быть не безгосударным, чтобы нам, по совету всей земли, выбрать сообща государя, кого Бог милосердный даст, чтобы Московское государство вконец не разорилось бы. Сами, господа, ведаете, как нам стоять без государя против общих врагов, польских и литовских и немецких людей и русских воров... Как нам без государя о великих государственных и земских делах с окрестными государствами ссылаться?! И по всемирному совету пожаловать бы вам – прислать к нам в Ярославль из всяких чинов людей человека по два и с ними совет свой отписать".

Из этой грамоты видно, что вожди намерены были не только освободить Москву от поляков, но и внести в нее верховную власть и правительство, основанное на воле всей земли.

В то время как русская ратная сила с каждым днем все росла и росла в Ярославле и готовилась положить конец смуте, народ уже вел ожесточенную борьбу с врагами. После смерти Ляпунова земские ратники, недовольные казацким управлением, толпами уходили от Заруцкого. Они составляли отдельные шайки, скрывались в лесах, оврагах, нападали на поляков, рыскавших по окрестностям столицы, искавших припасов. Таких народных борцов называли в насмешку – шишами; но прозвище это скоро стало даже почетным в глазах народа, потому что шиши действовали честно, своих не трогали, не грабили, нападали только на поляков, причем выказывали много молодецкой удали и ловкости. В эти шайки шли люди всех званий: дворяне, дети боярские, посадские и крестьяне. Скоро житья не стало полякам от шишей; особенно сильно вредили они врагу тем, что отбивали у него обозы и мешали собирать продовольствие по деревням. "Бумаги не стало бы, – жалуется один поляк в своем дневнике, – если бы начать описывать бедствия, какие мы тогда претерпели. Нельзя было разводить огня, нельзя было ни на минуту остановиться – тотчас, откуда ни возьмутся, – шиши. Как только роща, так они и осыпят нас... Шиши отнимали запасы наши и быстро исчезали". И выходило, что, награбивши много, поляки привозили в столицу очень мало!

Битва с поляками Ходкевича под стенами Москвы

Три с половиной месяца пробыл Пожарский в Ярославле. Из Троице-Сергиевского монастыря уже торопили его, даже укоряли за медленность; но Пожарский выжидал, чтобы собралось побольше рати и утихли распри и споры между начальными людьми о старшинстве. Для успокоения их пришлось Пожарскому прибегнуть даже к помощи духовного лица, бывшего ржевского митрополита Кирилла...

С тяжелым, конечно, чувством приближалось к Москве русское ополчение; здесь приходилось встретиться с казаками, которые погубили Ляпунова. Было произведено в Ярославле покушение и на жизнь Пожарского тоже казаком. К счастью, число казаков под Москвой было уже невелико: Заруцкий часть полчища увел с собой; он вместе с Мариной и сыном ее Иваном пошел на юго-восток, к степям, думал там навербовать себе новые силы и попробовать посадить на царство этого Ивана.

Число поляков в Кремле тоже сильно убавилось. Многие из них уехали самовольно. Гонсевский сдал начальство полковнику Струсю и тоже уехал. В то самое время, как Пожарский подходил к Москве, туда же спешил польский гетман Ходкевич, чтобы подкрепить осажденных и доставить им припасы. Пожарский успел предупредить его и 18 августа подошел к Москве. Трубецкой и казаки желали, чтобы ополчение это стало вместе с ними, но русские ратные люди, вспоминая участь Ляпунова, заявили:

– Отнюдь нам вместе с казаками не стаивать!

К вечеру 21 августа явились под Москвой и поляки Ходкевича. С ними был огромный обоз припасов; они намеревались провезти их в Кремль. Ходкевич перешел Москву-реку и двинулся к Кремлю с той стороны, где стояла рать Пожарского (у Арбатских ворот), так что ему первому пришлось выдержать напор врагов. Трубецкой со своими полками стоял в стороне; он выказывал намерение ударить на поляков сбоку; для этого послал даже просить у Пожарского в помогу себе конницы; тот отправил ему пятьсот отборных воинов. 22 августа поляки напали на русское ополчение. У Ходкевича были лихие наездники-венгры и украинские казаки. Их натиски трудно было выдерживать русскому ополчению, в котором было много новобранцев. Битва с целью не пропустить подкрепления к полякам в Москву началась с первого часа и кипела до восьмого. "Был бой зело крепок, – говорит современник, – хватались за руки с врагами и без пощады секли мечами друг друга". Казаки Трубецкого не двигались, словно им все равно было, кто одержит верх. Некоторые из них, говорят, даже издевались над нижегородцами, приговаривая:

– Богаты пришли из Ярославля и одни могут отбиться от гетмана!

Казалось, будто бы Трубецкому хотелось, чтобы поляки смяли русское ополчение: он даже не пускал в дело и тех конных сотен, которые прислал ему Пожарский; но они рвались в бой: невтерпеж им было видеть, как поляки теснят русских, и они без приказа Трубецкого кинулись на врагов и своим примером увлекли и некоторых казаков. Гетман был отбит и отступил.

Через день, 24 августа, на рассвете, Ходкевич снова напал на русских, теперь уже с той стороны, где стоял Трубецкой. Польский вождь решился во что бы то ни стало прорваться в Москву и провезти припасы в Кремль. Нападение было так стремительно, что казаки Трубецкого были смяты и принуждены отступить. Поляки уже стояли неподалеку от Кремля и заняли один острожек (небольшое укрепление).

Нижегородцы приуныли. Надо было немедленно выбить поляков с занятого ими места: иначе они легко могли бы прорваться с помощью осажденных в Кремль. Воеводы земского ополчения послали в казацкие таборы к Трубецкому просить помощи, чтобы общими силами ударить на поляков; но казаки не хотели помогать. Тогда Пожарский послал Авраамия Палицына в стан Трубецкого. Авраамий всячески убеждал казаков не жалеть жизни во имя освобождения Москвы, умолял их, даже посулил им раздать всю монастырскую казну, если они пособят Пожарскому. Наконец ему удалось убедить казаков – они помогли нижегородцам; тогда русские с двух сторон ударили на поляков, отбили у них острожек и оттеснили их. Пешие воины засели по ямам, рвам; всюду, где только можно было, попрятались, чтобы не пропустить в город возов с припасами. Бой был во всем разгаре... Минин попросил у Пожарского несколько сот ратников, перешел реку и стремительно ударил на стоявшие за рекой отряды поляков; те не выдержали, дрогнули и побежали. Ратники, засевшие по рвам и ямам, увидевши, что русские гонят поляков, повыскакивали из засады и ринулись на врагов. Загорелась лютая сеча. Ободренные удачей, бросились на поляков и другие русские конные полки. Польское войско было вконец разбито. Ходкевичу оставалось только с остатками своих полков спасаться от Москвы бегством. Несколько сот возов с разными запасами достались победителям. Казаки первые кинулись на добычу и разграбили все дочиста.

Победа над поляками сблизила Пожарского с Трубецким. Раньше они никак не хотели соединиться, а теперь сошлись. Установили одно общее управление, стали делать все сообща. Пожарский был нравом гораздо уступчивее и покладистее, чем Ляпунов, и потому мог поладить с Трубецким. Все радовались сближению вождей. Оповещено было повсюду, что только те грамоты и приказы имеют законную силу, которые писаны от имени обоих вождей. Но казаки с земскими людьми все-таки ужиться никак не могли.

Освобождение Москвы от поляков

Положение осажденных в Кремле было ужасно. Во время боя удалось прорваться туда одному отряду в триста человек, но не на радость осажденным: новые люди только увеличили нужду и голод...

Пожарский, желая освободить Москву без дальнейших потерь, предлагал полякам сдаться; но те с гордостью отказались: они все еще питали надежду, что сам король явится к ним на выручку или гетман Ходкевич, набравшись новых сил, снова придет к Москве и не даст им погибнуть голодной смертью. Со дня на день ужаснее становилось положение поляков; чрез неделю голод достиг страшных размеров. "В истории нет подобного примера, – говорится в современном дневнике, – писать трудно, что делалось: осажденные переели лошадей, собак, кошек, мышей, грызли разваренную кожу с обуви... Наконец, и этого не хватило – тогда ели землю, обгрызали в бешенстве себе руки, выкапывали трупы из земли... Смертность от такой пищи страшно увеличилась".

Из Китай-города поляки были скоро вытеснены, но в Кремле держались еще с месяц – все ждали, не придет ли помощь. Наконец, держаться долее не было уже никаких сил; стали сначала выпускать из московского Кремля боярынь и бояр. Казаки хотели было грабить их, но Пожарский не допустил: он обошелся с ними человечно – устроил их в безопасных местах. Скоро сдались и поляки. Они просили во время переговоров только о том, чтоб их не губили и не отдавали в казацкие руки... Трудно было Пожарскому сдержать казаков, которые грабеж считали своим правом. Пленных поляков разослали по разным городам: ни одного из них не убили и не ограбили.

Изгнание поляков из московского Кремля в 1612. Картина Э. Лисснера

25 октября отворились все кремлевские ворота, и русские торжественно вступили в Кремль. Впереди с крестами и иконами в руках шло духовенство, во главе которого был доблестный Дионисий. В Успенском соборе отслужен был торжественно благодарственный молебен.

В то время, когда полумертвые от голоду кремлевские сидельцы сдавались, польский король Сигизмунд наконец выступил в поход на Москву с Владиславом. Сначала весть об этом сильно всполошила русских, но тревога оказалась напрасною: польский король не мог собрать большого войска и двинулся с ничтожными силами, думая, что ему легко будут покоряться русские города, и ошибся в расчете. Послал он посольство в Москву – уговаривать московское войско признать Владислава; но это посольство даже и в Москву не было впущено. На поклон к Сигизмунду или Владиславу никто не являлся. Поход по безлюдной и разоренной стране не представлял ничего привлекательного: по всем путям бродили ненавистные полякам шиши, хватали и убивали польских воинов, когда те ходили на поиски за продовольствием. Попытался было король взять Волок-Ламский, да не смог... Кончался уже ноябрь, и наступала лютая зимняя стужа. Пришлось Сигизмунду вернуться.

Избрание Михаила Романова на царство

Москва была освобождена от поляков и стала довольно быстро обстраиваться. Теперь надо было выполнить вторую половину задачи, ради которой поднялась русская сила с Мининым и Пожарским, – выбрать своего русского царя и положить конец всяким проискам поляков и шведов. Когда Делагарди прислал сказать, что королевич Филипп едет уже в Новгород, то в ответ на это в Москве сказали послу:

– У нас и на уме того нет, чтоб нам взять иноземца на Московское государство!

Разосланы были грамоты, чтобы в освобождённую от поляков Москву немедленно присылали выборных людей, крепких и разумных, духовных лиц, дворян, боярских детей, торговых, посадских и уездных людей.

Когда выборные съехались, назначен был трехдневный строжайший пост. Служили по церквам молебны, чтобы Бог вразумил выборных.

Постановили прежде всего, чтобы отнюдь не выбирать ни иноземца, ни сына Марины. Когда начались выборы, то происходило немало смуты и волнения. Хотя чаще всего слышалось имя юного Михаила Федоровича Романова, но нашлись между боярами честолюбцы, которые сильно домогались получить царский венец, засылали своих людей к выборным, пытались подкупить голоса. Были сторонники у князя Василия Голицына, который в то время с митрополитом Филаретом был в руках у поляков. Нашлись лица, говорившие, что следует возвратить венец Василию Ивановичу Шуйскому. Говорили и в пользу избрания на престол старика князя Воротынского. Казалось, снова настанут неурядицы в Москве на радость врагам; но, к счастью для Русской земли, пререкания и волнения были только в среде именитых людей, бояр и сановников; дворяне, служилые люди, народ и казаки стояли за Михаила Федоровича. Толпа дворян, боярских детей и казацких старшин обратилась к Авраамию Палицыну, который жил тогда в Москве, на Троицком подворье, представили ему челобитную с множеством подписей и просили его, чтоб он предъявил ее всему собору, боярам и всем земским людям. В челобитной говорилось, что все просят избрать Михаила Федоровича. Авраамий передал собору эту грамоту. В это же время прибыл посол из Калуги с челобитной от всех калужан и жителей северских городов, – все они желали на царство Михаила.

Романовых особенно любил народ. Анастасия и Никита Романович жили в народной памяти, вошли даже в песни народные; притом род Романовых не был запятнан в глазах народа никаким дурным делом, вынес много горя и напрасных гонений при Борисе Годунове, а главный представитель этого рода в Смутное время, в пору общей шатости и малодушия, выказал необычайную твердость духа, отстаивал непоколебимо выгоды своего отечества, подобно Гермогену. Немудрено, что лишь только речь зашла о выборе царя, то большая часть выборных остановилась на юном сыне Филарета. Не миновать бы, конечно, ему самому престола, если бы он не был духовным лицом.

21 февраля все выборные собраны были на Красную площадь Москвы. Сплошная пестрая толпа наполняла ее. Именитые люди взошли на Лобное место. Но им не довелось и говорить к народу. Не успели они ещё произнести и вопроса, как раздался громкий крик всего собравшегося на площади люда:

– Михаил Федорович Романов будет царь-государь Московскому государству и всей Русской державе!

Памятник Минину и Пожарскому на Красной площади в Москве. Скульптор Иван Мартос

4 ноября 1612 года был освобожден от поляков Китай-город, а польско-литовские интервенты, за два года до этого на легальных основаниях пришедшие в Москву, были вынуждены укрыться в Кремле, обрекая себя на голод и поражение.

Дипломатические ошибки

Одной из коренных проблем поляков в истории интервенции стала их абсолютная неспособность договариваться и принимать слаженные, выгодные для всех сторон решения. Всё началось с того, что гетман Жолкевский, чьи войска стояли под Москвой с августа 1610 года, был против того, чтобы идти в Москву. Он прекрасно понимал, что содержание огромной массы людей может привести к банальной нехватке ресурсов, но давление со стороны ротмистров полка Зборовского, которые угрожали отказом от службы, а также нажим Сигизмунда III пересилили его опасения. Позже, когда Жолкевский уходил из Москвы для переговоров с Сигизмундом, он оставил в городе гарнизон под началом референдария литовского Александра Гонсевского. Ни к чему хорошему для поляков это не привело: с Сигизмундом Жолкевский так и не договорился, а в Москве вспыхнуло восстание.

Измена казаков

Ещё одной роковой неудачей поляков стала измена "тушинских казаков". Смерть Лжедмитрия в декабре 1610 года поставила казаков во главе с Иваном Заруцким и Андреем Просовецким в непростое положение, из которого они нашли единственно-верный выход, а именно - присоединились к первому народному ополчению. Значительные силы, приведенные ими под стены Кремля, серьезно усилили ополчение.

Восстание 1611 года

Александр Гонсевский правил в Москве, что называется, "твердой рукой", но твердости в его управлении было очевидно больше, чем мудрости. Желая упредить беспорядки, которые могли возникнуть из-за распространения вести о Первом ополчении, Гонсевский спровоцировал столкновения в Москве, которые привели к ожесточённым боям, тотальному усмирению населения. По некоторым данным погибло до 7 тыс. москвичей. Погорела большая часть Москвы, сгорели Белый и Земляной города. Передовые отряды ополчения, возглавляемые Пожарским, Батурлиным и Колтовским заставили поляков отступить. Не придумав ничего более убедительного, поляки начали жечь Москву. Специальные отряды поджигали город с разных сторон, многие церкви были разграблены и разрушены. Поляки оказались запертыми в Кремле.

Плохая логистика

Огромные проблемы возникли у поляков из-за отсутствия налаженной системы снабжения. В вооружённых силах Речи Посполитой ещё не было централизованной квартирмейстерской службы. Ни на уровне хоругви, ни тем более полка, не было человека, ответственного за снабжение данного подразделения продовольствием. Это вызывало не просто неприятности, а стало настоящей трагедией польских войск, особенно после того, как они оказались в осажденном Кремле. В конечном итоге, именно проблема с логистикой, с невозможностью доставить польским войскам провизию, стала решающим фактором.

Голод 1612 года

Страшной страницей в истории польско-литовской интервенции стал голод 1612 года. Жуткие подробности его пересказывать смысла нет. Достаточно сказать о том, что вовсю процветало людоедство. Установился даже своеобразный прейскурант на те или иные части тел. Во второй половине октября голод, дезертирство и упадок дисциплины достигли апогея. Из-за рыскающих банд людоедов передвижение по улицам Кремля и Китай-города после наступления темноты было крайне рискованным. Интересной подробностью, характеризующей уровень голода осажденных поляков, является версия о том, что библиотека Ивана Грозного, "либерия", которую до сих пор не могут найти, была съедена как раз во время осады Кремля.

Не признали...

Знали бы поляки, заточенные в Кремле, что вместе с ними осаду переживает будущий русский царь, первый из династии Романовых... История России могла пойти совсем по другому пути, если бы в те дни всё сложилось немного по-другому. Подожди поляки ещё неделю, дойди обозы с провизией, или вдруг, по какой-то причине не переживи осаду Михаил Фёдорович...

Нарушенное обещание

Несмотря на обещание о помиловании, большая часть польского гарнизона была перебита казаками прямо во время сдачи. 9 ноября Пожарский и дворяне начали отправлять группы пленников по городам в провинции. Там, однако, их ожидала трагическая судьба. Прибывших поляков попросту истребляли. Удалось уберечься только самым "полезным" пленникам, которые могли быть полезны. Только в 1619 году, согласно Деулинскому перемирию, произошёл размен пленными.

Теперь ли нам дремать в покое,
России верные сыны?!
Пойдем, сомкнемся в ратном строе,
Пойдем -и в ужасах войны Друзьям,
Отечеству, народу
Отыщем славу и свободу-
Федор Глинка

В российской истории часто, и до боли аналогично, повторяются события, которые уже происходили в русском государстве и, как видно, нас не учили уму - разуму. Действия антинациональных авантюристов-политиков не раз доводили нашу Родину до грани обнищания, унижения и отчаяния, и казалось, что выручить, спасти наш народ может только чудо. Но чудес на свете не бывает, а находились всегда и действовали решительно удивительные чудесные люди, патриоты Отечества, которые шли в народ и вместе с ним подымали с колен поруганное авантюристами и интервентами государство, возвращали ему былую честь и величие.

После царствования Ивана Грозного, присоединившего к Московии Казанское и Астраханское ханства, земли в Прибалтике, отличавшегося стратегической смелостью и решительностью в укреплении русского государства, наступили смутные времена. Присечение династии в истории монархической России всегда выливалось в большие народные беды, хотя подобные явления в других странах мира обходятся без особых потрясений и разрушений. Угаснет династия - выберут другую, и порядок быстро встает на место. У нас же...

Зарождение российских смут, как правило, возникает наверху. Стоящие у кормила власти люди, кто хитростью, кто силой, кто наглостью и вероломством стараются заполучить для себя власть или, поддерживая других в этом деле, урвать и соблюсти личную выгоду. Приходящие к власти всякий раз обещают, что их правление будет самым справедливым, с опорой на чаяния и думы народные. Сказать просто. Осуществить - трудно, а порой и невозможно. Если люди приходят к руководству бесталанные, серые.

На пороге семнадцатого века шла отчаянная борьба за московский престол. После Ивана Грозного Россией пытались управлять Борис Годунов, Лжедмитрий, Василий Шуйский... Последний изложил на бумаге свою клятвенную "Запись", положив на которую святой крест, целовал его на верность, что рядить да судить он будет "истинным праведным судом", по закону, а не по усмотрению, "обязуется непременно судить не единолично, а с боярами своими..." "Да и доносов ложных мне не слушать, а сыскать всякими сысками накрепко, и ставить с очей на очи...", а за ложный донос по сыску наказывать, смотря по вине, возведенной на оболганного. Без вины опалы своей ни на кого не класти..."

Боярскую думу это не удовлетворяло. Ведь до этого девизом царя Ивана Грозного было: "Жаловать своих холопий вольны мы и казнить их вольны же..." Клятвенно стряхивая с себя эти царские прерогативы, Василий Шуйский превращался из господаря холопов в правомерного царя подданных, правящего по закону.

Но летописец рассказывает, что царь Василий после целования креста тут же пошел в Успенский собор и говорил там народу: "Целую крест всей земле на то, что мне ни над кем не делали без собору, никакого дурна..." Этой клятвой Шуйский рассчитывал избавиться от боярской опеки, стать земским царем, для формы ограничив свою власть Собором - учреждением, сути которого в то время никто толком не понимал и не воспринимал.

Ослабление централизованной власти на Руси всегда приводило к разброду и шатанию в обществе, к лихоимству и воровству, самоуправству. Все это и началось после кончины Ивана Грозного. Вслед за верхами начали искать свою правду и выгоду и низшие сословия. Никто и никому не хотел подчиняться.

Уж так устроен мир, что только ленивый не постарается поживиться за счет ослабевшего соседа. У западных стран, при виде погрязшей в межусобицах Московии, алчной страстью наживы загорелись глаза. Вслед за провалившимися ставленниками Лжедмитрия польский король Сигизмунд III с помощью военной силы и предателей бояр на московский престол воцарил своего сына Владислава. В ночь на 21 сентября 1610 года польские войска вошли в Москву и обосновались в ее сердце - Кремле и Китай-городе. Вели себя здесь как полноправные хозяева, не считались не только с холопами, но и с боярской знатью. Шведский король Карл IX, под предлогом помощи России, ввел свои войска в Новгород, начал захват русских земель в Прибалтике.

Не о целостности и процветании Русского государства пеклись новоявленные "помощники и покровители". Польша стремилась присоединить к себе исконные русские земли аж вместе со Смоленском. Правда, его воевода Михаил Шеин собрал рать да Смоленск полякам не отдал. Захватчики вели себя нагло на русской земле, грабили, насильничали, обложили россиян непосильными поборами.

Освободительное движение, направленное против подчинения России польской королевской власти, началось в конце 1610 года, когда отношения между москвичами и поляками обострились. В Москве было введено осадное положение. Страх у польских шляхтичей вызвал наплыв русских людей в Москву, тайная доставка в столицу оружия, что говорило о подготовке народного восстания. Под руководством дворянина Прокофия Ляпунова начинает формироваться первое ополчение, которое нашло поддержку в стране. К общему движению присоединились Нижний Новгород, Муром, Суздаль, Владимир и другие города. Главной силой ополчения явились рязанцы и казацкие отряды князя Трубецкого и Заруцкого. Но они не смогли выработать единый план борьбы с интервентами.

Поляки в Москве чувствовали себя как на вулкане. Чтобы обезопасить себя, устроили резню в Китай-городе, где погибло более 7 тысяч безоружных москвичей, а после подожгли Москву в разных местах. Тщетно москвичи пытались помешать поджогам. Москва выгорела дотла. На месте богатого и многолюдного города осталось лишь пепелище. Весть о разорении Москвы разнеслась по всей стране.

В составе 1-го ополчения начались внутренние разногласия, которые привели в итоге к его распаду. Почти одновременно с этим произошло падение Смоленска. Положение в стране еще более ухудшилось.

В конце 1611 года Московское государство представляло зрелище полного видимого разрушения. Поляки взяли Смоленск. Польский отряд сжег Москву и укрепился за уцелевшими стенами Кремля и Китай-города. На смену убитому второму Лжедмитрию в Пскове обосновался третий - какой-то Сидорка. Первое дворянское ополчение со смертью Ляпунова расстроилось. Страна осталась без правительства. Боярская Дума, ставшая во главе его после подстрига в монахи Василия Шуйского, упразднилась сама собой после захвата Кремля поляками. Правда, кое-кто из бояр со своим председателем князем Мстиславским примкнул к полякам.

Государство, потеряв свой центр, стало распадаться на составные части, чуть не каждый город действовал особняком, только пересылаясь с другими городами. Государство преображалось в какую-то бесформенную, мятущуюся федерацию.

К концу 1611 года, когда в противоборствах изнемогали политические силы, начинают пробуждаться силы религиозные и национальные, видящие гибнущую Русь.

Из Троицкой обители архимандрит Дионисий и келарь Авраамий стали рассылать через православные храмы призывные грамоты народу с просьбой подыматься для спасения веры и Отечества. Опыт первого ополчения показал, что для освобождения страны от интервентов необходимо единение всех патриотических сил, их консолидация под единым знаменем.

Почин в этом благородном деле освобождения родины от польской шляхты принадлежит посадским людям Нижнего Новгорода. Под руководством их старосты Кузьмы Минина стало собираться второе русское ополчение осенью 1611 года, когда Кузьма Минин был выбран земским старостой в Нижнем Новгороде. Создание нового ополчения было официально провозглашено в торжественной обстановке в соборе Спаса Преображения. С речью выступил протопоп Савва, а затем к собравшемуся народу обратился Кузьма Минин. Призывая своих сограждан подняться против интервентов, Минин говорил: "Ведь я хорошо знаю, что если начнем это дело, многие города нам помогут. Не пощадите себя и жен и детей своих, а не только своего имущества."

Мужественный и благородный призыв Кузьмы Минина был широко поддержан. По словам современника-летописца, "полюбился всем совет его."

В ходе формирования ополчения возник важный вопрос о военном руководстве. Нужен был особый полководец и в то же время такой человек, который ставил бы интересы родины выше своих собственных. Минин нашел и вождя патриотического движения, князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Основной целью второго нарождавшегося ополчения было освобождение Москвы от захватчиков и изгнание интервентов с русской земли. Начались сборы средств на содержание войска, его вооружение. Многие люди отдавали последнее. Месяца четыре ополчение формировалось, а потом двинулось к Москве, пополняясь по пути толпами добровольцев, служивых людей, просивших принять их на земское жалование.

Под Москвой ополчение по советам и переговорам Минина слилось с казацким отрядом князя Трубецкого. Это усилило его боеспособность.

В июле 1612 года до ополченцев дошла весть, что Сигизмунд готовит на Москву 12-тысячное войско под командованием Яна Кароля Ходкевича. Король дал ему несколько отрядов пехоты, участвовавших ранее в боях за Смоленск. Ходкевич направился в поход на подмогу ляхам, засевшим в Кремле и Китай-городе.

Дмитрий Пожарский понимал, что соединения польских сил нельзя допустить. Поэтому он отправил к Москве отряд князя В.Тургенева, который должен был встать у Чертольских ворот столицы. Главные силы ополченцев встали у Арбатских ворот. Путь отрядам Ходкевича к Китай-городу и Кремлю был прикрыт.

Силы Ходкевича и его огромный обоз подошли к русской столице и начали переправу через Москва-реку, но были отбиты. На следующее утро поляки решили прорваться снова к Москве-реке со стороны Донского монастыря через Замоскворечье, но казацкие отряды поджидали их на улице Пятницкой близ церкви святого Климента. В завязавшейся схватке казаки не только разгромили польских захватчиков, но и отбили у них более четырехсот подвод с провиантом и оружием. Разгоряченные удачей казаки хотели преследовать уцелевшие польские силы, отступающие к Воробьевым горам, да их удержали воеводы, сказав: "Довольно, казаки! Двух радостей в один день не бывает! Как бы после радости да горюшка не отведать". В борьбе с Ходкевичем отличился и сам Кузьма Минин. Он взял четыре роты и удачно атаковал силы Ходкевича. После этих неудач гетману пришлось отойти от Москвы.

После этого ополченцы обступили Китай-город, выкопали глубокий ров, заплели плетень в две стены, насыпали между ними землю, установили пушки и начали обстрел засевших там ляхов.

15 сентября Дмитрий Пожарский послал полякам письменное предложение о сдаче в плен: "... Вы пропадете скоро с голоду. Королю вашему не до вас теперь... Не губите напрасно душ своих за неправду короля. Сдавайтесь!"

Но командовавший осажденными поляками лихой воин Николай Струев ответил на предложение о сдаче в плен непристойной бранью.

А пророчества Пожарского сбылись. Осажденные голодные поляки не только съели своих коней, но переловили и поели всех собак и кошек.

22 октября русские ополченцы атаковали осажденных. Голодные поляки не могли устоять, отступили и заперлись в Кремле, но не надолго. Через два дня они прислали парламентеров с просьбой о капитуляции.

25 октября русские ополченцы вступили в Кремль. В Успенском соборе был отслужен торжественный молебен об избавлении от неприятеля царствующего града.

Поляки еще пытались удержаться на русской земле, но, воодушевленные успехами, ополченцы всюду гнали интервентов восвояси.

Русский народ высоко оценил патриотическую и организаторскую инициативу Минина и Пожарского по изгнанию с русской земли польских интервентов и при их жизни воздавал патриотам Отечества хвалу и честь.

В 1804 году начались работы по увековечению памяти в победе 1612 года. В феврале 1818 года благодарные потомки открыли в Москве на Красной площади первый монументальный памятник - памятник освободителям Отечества Минину и Пожарскому. Интересно то, что работы над его созданием не прекращались даже во время Отечественной войны с Наполеоном.

За успешное сооружение монумента его автора Ивана Петровича Мартоса пожаловали чином действительного статского советника с назначением высокой персональной пенсии, а литейного мастера Екимова наградили орденом Анны 2-й степени и премировали 20000 рублями.

И стоило! У каждого из нас и сегодня этот памятник вызывает высокие патриотические чувства за народ российский и дорогое наше Отечество.

Владимир Ушаков

Отмечать День народного единства - традиция дореволюционная и большинству населения непонятная. 70 лет прерванной традиции пережил только православный праздник Казанской иконы Божией Матери, также отмечаемый 4 ноября — именно эту икону князь Пожарский внёс в Китай-город 22 октября по Юлианскому календарю. Сохранилось некоторое количество воспоминаний о Московской битве 1612 года и изгнании поляков.

О моральном состоянии второго ополчения и вооружении

Наиболее хорошо вооружёнными были представители приграничных территорий: Смоленска, Дорогобужа и Вязьмы. Летописи специально отмечают: «А смоляном поляки и литвы грубны искони вечные неприятели, что жили с ними поблизку и бои с ними бывали частые и литву на боех побивали».

Из крестьян, мещан и простых казаков, только нижегородские ополченцы были хорошо одеты и вооружены. Остальные «мнозии ж от казатцкову чину и всякие черные люди не имущие… токмо едину пищаль да пороховницу у себя имущие», «ови убо боси, инии же нази».

Незадолго до битвы войска князей Пожарского и Трубецкого принесли взаимные присяги. Казаки и дворяне князя Трубецкого поклялись «против врагов наших польских и литовских людей стояти». Ополченцы Минина и Пожарского в ответ «обещевахуся все, что помереть за дом православную християнскую веру».

Победа народного ополчения над поляками. Горельеф с памятника Минину и Пожарскому

Начало сражения за Москву

Первый бой завязали конные сотни. Бой шёл с первого по седьмой час дня. Гетман Ходкевич в поддержку кавалерии ввел в бой свою пехоту. Левый фланг русской армии дрогнул. «Етману же наступающу всеми людьми, князю же Дмитрию и всем воеводам, кои с ним пришли с ратными людьми, не могущу противу етмана стояти конными людьми и повеле всей рати сойти с коней».

Командиры гарнизона попытались отрезать часть сил Пожарского и уничтожить их, прижав к реке. Все попытки гарнизона провалились, несмотря на то, что со стен по русским велся огонь из артиллерии. Как вспоминал Будило, «в то время несчастные осаждённые понесли такой урон, как никогда».

Битва князя Пожарского с гетманом Ходкевичем под Москвой

В период этих боев князь Трубецкой продолжал занимать наблюдательную позицию. Войска князя не спешили на помощь Пожарскому, говоря: «Богаты пришли из Ярославля и одни могут отбиться от гетмана».

Решающее сражение

3 сентября по новому стилю начался второй этап сражения. Центром боёв стало Замоскворечье. Оно было крайне неудобным для действий конницы, тем не менее, конные сотни активно принимали участие в бою. Как вспоминал позже князь Пожарский, войска гетмана шли «жестоким обычаем, надеясь на множество людей». Гетман Ходкевич сам вёл солдат в бой против русского ополчения. Свидетели вспоминали о битве за остатки Земляного города, что гетман «скачет по полку всюду, аки лев, рыкая на своих, повелевает крепце напрязати оружие своё».

Солдаты гетмана Ходкевича укрепились в Клементьевском остроге, перевезли туда 400 возов с продовольствием для кремлёвского гарнизона и водрузили знамя на церкви св. Климента. Видя такое положение дел, келарь Троице-Сергиевого монастыря Авраамий Палицын, пришедший с ополчением в Москву, отправился к казакам Трубецкого, отступавшим от острога, и обещал им выплатить жалование из монастырской казны. Как вспоминал Авраамий Палицын, казаки «убо которые от Климента святаго из острожка выбегли, и озревшися на острог святаго Климента, видеша на церкви литовские знамена… зелоумилишася и воздохнувше и прослезившеся к Богу, — мало бе их числом, — и тако возвращщеся и устремишася единодушно ко острогу приступили, и вземше его, литовских людей всех острию меча предаша и запасы их поимаша. Прочие же литовские люди устрашишася зело и вспять возвратишася: овии во град Москву, инии же к гетману своему; казаки же гоняще и побивающе их…».

Б. А. Чориков «Великий Князь Дмитрий Пожарский освобождает Москву»

Казаки отбили острог, на этом завершился первый этап битвы 3 сентября. В период перерыва русская «пехота легоша по ямам и по кропивам на пути, чтоб не пропустить етмана в город». Происходило это, судя по всему, по инициативе самих ополченцев, так как в руководстве царило замешательство, «стольник и воевода князь Дмитрий Михайлович Пожарский и Козьма Минин в недоумении быша».

К вечеру началось контрнаступление ополченцев. Минин с эскадроном ротмистра Павла Хмелевского и тремя дворянскими сотнями переправился через Москву-реку и выступил в сторону Крымского двора. Литовская рота, стоявшая у двора, увидев противника, побежала к лагерю гетмана. Одновременно русская пехота и спешившиеся конники перешли в наступление на лагерь гетмана Ходкевича, «из ям и из кропив поидоша тиском к таборам». Польские свидетели вспоминали, что русские «всею силою стали налегать на табор гетмана».

Наступление велось широким фронтом на табор гетмана и валы Земляного города, где теперь уже оборонялись гетманские войска. «Приуспевшим же всем казаком к обозу у великомученицы христовы Екатерины, и бысть бой велик зело и преужасен; сурово и жестоко нападоша казаки на войско литовское: ови убо боси, инии же нази, токмо оружие имущие в руках своих и побивающие их немилостивно. И обоз у литовских людей розорвали».

Освобождение Кремля

В начале сентября ополчение одержало победу, тем не менее сердце Москвы, Китай-город и Кремль, были заняты польским гарнизоном.

Зная, что осаждённые поляки терпят страшный голод, Пожарский в конце сентября 1612 года направил им письмо, в котором предлагал польскому гарнизону сдаться. «Ваши головы и жизнь будут сохранены вам, — писал он, — я возьму это на свою душу и упрошу согласия на это всех ратных людей». На это последовал высокомерный отказ.

Изгнание поляков из Кремля. Э. Лисснер

22 октября (1 ноября) 1612 года Китай-город был взят приступом русскими войсками, но оставались ещё поляки, засевшие в Кремле. Голод там усилился до такой степени, что из Кремля стали выпроваживать боярские семьи и всех гражданских обитателей, а сами поляки дошли до того, что начали есть человечину.

Пожарский предлагал осажденным свободный выход со знаменами и оружием, но без награбленных ценностей. Поляки ответили отказом. Пожарский с полком встал на Каменном мосту у Троицких ворот Кремля, чтобы встретить боярские семьи и защитить их от казаков. 26 октября (5 ноября) 1612 поляки сдались и покинули Кремль. Будила и его полк попали в стан Пожарского, и все остались живы. Позднее они были высланы в Нижний Новгород. Струсь с полком попал к Трубецкому, и всех поляков казаки истребили. На 27 октября (6 ноября) 1612 был назначен торжественный вход в Кремль войск князей Пожарского и Трубецкого. Когда войска собрались у Лобного места, архимандрит Троице-Сергиевого монастыря Дионисий совершил торжественный молебен в честь победы ополченцев. После чего под звон колоколов победители в сопровождении народа вступили в Кремль со знамёнами и хоругвями.

III. Последние дни поляков в Кремле

Поляки упорно ожидали короля и, судя по их поведению, несмотря на самые ужасные испытания, не теряли душевной твердости. На предложения противников они отвечали бранью и насмешками. Виданное ли дело, чтобы дворяне сдавались скопищу мужиков, торгашей и попов! Они отсылали воинов Трубецкого к сохам, ополченцев Пожарского в церковь, а Козьму Минина к его мясному промыслу. А между тем около середины октября они уведомили Ходкевича, что у них съестные припасы иссякли; тогда предполагали, что они преувеличивают свои лишения; может быть, это и было так, ведь дисциплина очень ослабела с появлением Струся в Кремле. Но вскоре затем, когда Ходкевич уже не мог помогать им, поляки говорили сущую правду, утверждая, что съели последний кусок хлеба. И все-таки они еще сопротивлялись, питаясь крысами и кошками, травой и кореньями. Предание говорит, что они пользовались для приготовления пищи греческими рукописями, найдя большую и бесценную коллекцию их в архивах Кремля. Вываривая пергамент, они добывали из него растительный клей, обманывавший их мучительный голод.

Когда эти источники иссякли, они выкапывали трупы, потом стали убивать своих пленников, а с усилением горячечного бреда дошли до того, что начали пожирать друг друга; это - факт, не подлежащий ни малейшему сомнению: - очевидец Будзило сообщает о последних днях осады невероятно ужасные подробности, которых не мог выдумать, тем более что во многом повторялось то же, что происходило в этой несчастной стране несколько лет перед тем вовремя голода. Будзило называет лиц, отмечает числа: лейтенант и гайдук съели каждый по двое из своих сыновей; другой офицер съел свою мать! Сильнейшие пользовались слабыми, а здоровые - больными. Ссорились из-за мертвых, и к порождаемым жестоким безумием раздорам примешивались самые удивительные представления о справедливости. Один солдат жаловался, что люди из другой роты съели его родственника, тогда как по справедливости им должны были питаться он сам с товарищами. Обвиняемые ссылались на права полка на труп однополченца, и полковник не решился круто прекратить эту распрю, опасаясь, как бы проигравшая тяжбу сторона из мести за приговор не съела судью. Будзило уверяет, что возникало много подобных дел; томясь голодом, наполняя рот кровавой грязью, по словам записок, обгладывая себе руки и ноги, грызя камни и кирпичи, все эти люди, несомненно, впадали в безумие! Войны обыкновенно вызывают одичание, но нигде в других странах, даже во время жестоких войн XVI и XVII веков, не бывало в новой истории такого людоедства. А между тем вполне естественно, что эта осада оказалась исключением из общего уровня: она подвергала жесточайшим испытаниям людей, которые долгое время находились в соприкосновении с варварским еще обществом, пришедшим в состояние полного разложения; это соприкосновение способно было убить в них все возвышенные побуждения, прививаемые цивилизацией; к тому же эту осаду нельзя считать только простым военным предприятием. Для осажденных 1612 года Кремль служил "плотом Медузы", на котором носилась над бездной их жизнь, судьба их и вместе с нею судьба их родины. Поляки имели полное основание не полагаться на условия сдачи, которые им предлагали, а иные из них, хотя и смутно, чувствовали, что с польским знаменем, развивающимся над этим древним городом Московии, связана судьба обоих народов, со славной будущностью, властью и богатством, со всем, о чем они мечтали, вступая на эту почву, теперь ускользавшую из-под их ног; цепляясь за нее с безумием отчаяния, эти восторженные воины или отчаянные игроки боролись и отбивались слепо, безумно и беспощадно.

Они ждали своего короля, прислушиваясь к вестям о его прибытии под Смоленск с королевичем и двумя полками немецкой пехоты для подкрепления стоявшего уже в окрестностях этого города отряда кавалерии. В послании московским боярам Сигизмунд ссылался на нездоровье Владислава, которое будто бы задержало его приезд. А кавалерия, со своей стороны, ожидала раздачи жалованья за четверть года и, не получив его, отказалась идти дальше. После долгих переговоров Сигизмунд выступил вперед только со своими наемниками и несколькими эскадронами гусар или легкой конницы своей гвардии. При выезде его из города "царские ворота" сорвались с петель и с грохотом упали, загородив дорогу государю; ему пришлось выбраться другим путем; так, по крайней мере, рассказывали в то время. Дорогой к нему присоединился Адам Жолкевский, племянник гетмана, с отрядом конницы в 1 200 лошадей; король прибыл в Вязьму в конце октября. Было уже слишком поздно!

22-го октября казаки Трубецкого взяли приступом Китай-город. В Кремле поляки продержались еще несколько дней, приказав сидевшим с ними боярам выслать своих жен. Между осаждавшими вспыхнули новые ссоры, что дало полякам немного надежды и маленькую отсрочку. Пожарский намеревался с честью принять выпущенных боярынь, запрещая грабить и оскорблять их, но голытьба воспротивилась этому. Раздались крики: "Долой изменника!" Среди взбунтовавшегося лагеря восставал окровавленный призрак Ляпунова. Но диктатор не поддался казакам. Плотно окруженный и хорошо охраняемый, он не боялся никакого нападения, и 26-го октября поляки сдались. Бояре первые вышли из крепости; когда они переходили Неглинный мост, Пожарскому пришлось опять вступиться и защищать их. Тут был цвет московской аристократии - князья Ф. И. Мстиславский и И. М. Воротынский, двое Романовых, Иван Никитич с племянником Михаилом, будущим царем, и его мать. Поляков поделили между обоими лагерями, поручившись им всем за сохранение жизни, но очень немногие уцелели из тех, которые достались Трубецкому. Принадлежавший к числу счастливцев Будзило уверяет, что сами ополченцы Пожарского принимали участие в резне; сосланная в Галич рота Будзило, действительно, погибла там вся до последнего. Сам капитан был сослан отдельно от своих людей в Нижний Новгород, где в течение девятнадцати недель страдал в ужасном застенке. Андронова подвергли пытке, и ему пришлось расплачиваться за разграбление Кремля, следы которого нашли после сдачи поляков.

На другой день (23-го) два крестных хода - один из церкви Казанской Божией Матери, а другой от Ивана Великого, отряды ополченцев и казаков сошлись на Лобном месте (Красной площади), где архимандрит Троицкой лавры отслужил благодарственный молебен; сюда же крестным ходом прибыло духовенство, неся с собою икону Владимирской Божией Матери. При виде этой неоцененной иконы, которую считали погибшей, изрубленной поляками, все множество народа зарыдало. Затем войско и народ вошли в священную ограду Кремля, из которой удалось, наконец, изгнать поляков, - и радость сменилась скорбью перед раздирающим душу зрелищем: разрушенные и оскверненные церкви, поруганные и обезображенные иконы, а в подвалах склады внушающей ужас провизии: омерзительное крошево, в котором воображение кое-кого из москвитян рисовало себе части тела друга или родственника!

Торжественная обедня и благодарственный молебен в Успенском собор завершили этот день. Такой же день древней столице пришлось вновь пережить ровно через двести лет, после отступления Наполеона.

Москва была возвращена москвитянам. Но Сигизмунд все еще подвигался вперед. Соединившись под Вязьмой с Ходкевичем, он осадил Погорелое-Городище; на свои предложены сдаться он получил от воеводы кн. Юрия Шаховского такой ответ, что он мог его принять за поощрение: "Идите к Москве; если столица будет вашей, я тоже буду ваш". Король послушался этого совета и из Волоколамска послал к воротам города небольшой отряд своих войск с двумя парламентерами. Эту обязанность согласились еще взять на себя бывший член великого посольства кн. Данило Мезецкий и дьяк Грамотин.

И Москва, возвращенная москвитянам, испугалась! Ополченцы и казаки уже рассеялись; поэтому первые вести от Мезецкого и Грамотина внушили Сигизмунду полную уверенность: из ополчения Пожарского осталось только две тысячи дворян и с ними четыре тысячи казаков. Однако, благодаря деятельному вмешательству диктатора и Минина, столица держалась твердо. Приближение зимы доделало остальное. Испытав силы своей маленькой армии на плохих стенах Волоколамска и потеряв напрасно много людей после нескольких отчаянных приступов, король, в свою очередь, испугался грозившей впереди опасности начать гораздо более трудную осаду под угрозой холода и голода; тот же Мезецкий быстро повернул в сторону более правого дела и, переменив свою обязанность, известил своих соотечественников, что поляки уходят.

За этой счастливой вестью последовала другая. Покинув Михайлов, Заруцкий был разбит М. М. Бутурлиным и бежал лишь с горстью приверженцев.

Теперь временное правительство поняло, что его задача исполнена, и что ему следует увенчать дело, дав стране то, чего ей еще не доставало - государя. Еще в Ярославле поговаривали о том, что надо приступить к избранию царя, но необходимость преградить путь Ходкевичу, приближавшемуся к столице, оказалась более неотложной. Пожарский и Минин притом благоразумно отступали перед ответственностью, которую они взяли бы на себя со своим "земским советом", в сущности временным военным учреждением. Через две недели после сдачи поляков новые окружные грамоты призывали области к выбору более полноправных представителей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Евреи, которых не было. Книга 1 [с иллюстрациями] автора

Глава 4 Миф про поляков-преступников Мы всюду на чужбине, и когда Какая ни случится непогода, Удвоена еврейская беда Бедою приютившего

Из книги «Еврейское засилье» – вымысел или реальность? Самая запретная тема! автора Буровский Андрей Михайлович

Глава 5 Миф про поляков-преступников Мы всюду на чужбине, и когда Какая ни случится непогода, Удвоена еврейская беда Бедою приютившего народа. И. Губерман Уже в 1950-е годы Израиль и политические немцы хорошо начали доить немцев. Последние годы их аппетиты увеличились, и

Из книги Холокост. Были и небыли автора Буровский Андрей Михайлович

Глава 6 Миф про поляков-преступников - Поляки - страшные антисемиты! Они никогда не дадут места в своей культуре неполяку! - А как же Мицкевич? - А что - Мицкевич?! - Мицкевич - сын белоруса и еврейки. А ему в Польше памятники ставят. - Вот-вот! Украли нашего Мицкевича,

Из книги Грюнвальд. 15 июля 1410 года автора Тарас Анатолий Ефимович

Действия поляков На левом фланге союзной армии, отделенном от правого холмом, происходил свой бой. После того, как татары и литвины разыграли притворное отступление, крестоносцы Лихтенштайна пошли на поляков. Поляки двинулись им навстречу.Интересное обстоятельство -

Из книги Империя степей. Аттила, Чингиз-хан, Тамерлан автора Груссе Рене

Дополнение Последние открытия и последние работы относительно «искусства степей» (1951 г.) История Топа, или тюрков-тобгачей, господствовавших в Северном Китае в V-м веке, исключительно интересна тем, как она демонстрирует нам тот же тип тюрко-монгольской орды, наполовину

Из книги Наполеон. Как стать великим автора Щербаков Алексей Юрьевич

3. Поляков всегда обманут Напомню, в то время Польши как самостоятельного государства не существовало. Она была разделена между Россией, Австрией и Пруссией. Варшава находилась на прусском «отрезке». Вот туда-то и двинулся Наполеон. Навстречу ему двигались русские. После

Из книги 1991: измена Родине. Кремль против СССР автора Сирин Лев

Юрий Поляков Поляков Юрий Михайлович – главный редактор «Литературной газеты». Родился 12 ноября 1954 г. в Москве. Работал в Бауманском райкоме комсомола. Советский, российский писатель. Автор «ЧП районного масштаба» и сценария «Ворошиловского стрелка». Лауреат премии

Из книги Империя ГРУ. Книга 2 автора Колпакиди Александр Иванович

Дмитрий Поляков Дмитрий Федорович Поляков родился в 1921 году в семье бухгалтера на Украине. В сентябре 1939 года, после окончания школы, он поступил в Киевское артиллерийское училище, и в качестве командира взвода вступил в Великую Отечественную войну. Воевал он на Западном

Из книги Смутное время автора Валишевский Казимир

IV. Правление поляков Сигизмунд применил наиболее отвратительный способ правления, какой только можно было придумать. Начальник стрельцов, боярин Гонсевский, предлагал ему способ, обещавший дать превосходные результаты и испытанный им без всякого затруднения. Король

Из книги Украина: история автора Субтельный Орест

Украинская политика поляков Польские притязания на земли, населенные западными украинцами, основывались на исторических аргументах. В конце XVIII в. эти территории входили в состав Польской Речи Посполитой, и поляки считали, что им надлежит быть частью польского

Из книги Сговор диктаторов или мирная передышка? автора Мартиросян Арсен Беникович

При подписании в Кремле договора о ненападении с Германией Сталин создал такую атмосферу, что Риббентроп «чувствовал себя в Кремле, словно среди старых партийных товарищей» и даже о говорил о «дружбе, скрепленной

Из книги Атаманская памятка автора Краснов Петр Николаевич

ГЛАВА XVI. На взбунтовавшихся поляков Как взбунтовались поляки. - Местность, на которой приходилось действовать. - Подвиг хорунжего Кузнецова у Гарболино. - Дела у Куфлево и Сарочино. - Плененная застава 3-й сотни. - Дела у Мациоржиц и под Варшавой. И года не простояли

автора

Причины мордований поляков Все или почти все авторы говорят о политике гитлеровской Германии, которая сводилась к "дивиде эт импера" - разделяй и властвуй, как на чуть ли не самую главную причину такого "конфликта".Кое-кто совсем теряется, ища ответ на вопрос: С чего все

Из книги Горькая правда. Преступность ОУН-УПА (исповедь украинца) автора Полищук Виктор Варфоломеевич

Акции возмездия поляков Еще и до сих пор мир удивляется, что евреи шли на казнь без всякого сопротивления. Исключение составляет восстание в Варшавском гетто.Поляки не поддавались пассивно смерти. Поначалу, они, по крайней мере, убегали. Впоследствии организовали в

Из книги Беседы автора Агеев Александр Иванович

Из книги Пропавшая грамота. Неизвращенная история Украины-Руси автора Дикий Андрей

Разгром поляков под Батогом Вскоре после этого был предпринят известный рейд Хмельницкого, поддержанный татарами, к границам Молдавии, который закончился страшным разгромом польского войска под Батогом.Отправивши вперед сравнительно небольшой отряд под командой